- Он жив. Мать вновь громко зарыдала, падая от переизбытка эмоций в руках мужа. Тот насильно зажмурился, пытаясь не потерять контроль над собой, и усваивал почему-то не успокаивающую мысль – он жив. Девушка, стоящая в стороне, зажала рот ладонью, но сквозь пальцы все равно предательски пробивался израненный голосок. Она подняла глаза к потолку и оперлась о стену, не в силах держаться ровно. Слишком больно. Как же больно. - «Помогите мне». - Можете зайти… - …попрощаться. Парень через силу кивнул. Получилось резко и прерывисто, будто шея была слишком напряжена. Металлическая пружина, а не мышцы и кости. Врач ушел, за ним скрылась команда, оперирующая умершую. Секунды тумана до момента, когда коридор остался чист. Он схватился за ручку двери и вошел в комнату, хмурясь странным словам. Делал то, что просили, хотя совсем не понимал реальность произошедшего. Что сказал врач? Что она мертва? Не может быть. Ему послышалось. Правда одна, но специально медленно входя в операционную, он отчаянно надеялся, что все домино снова встанут на ребра и развернутся иначе, упадут в другую сторону, изменят конец этой истории. Она ведь сейчас смотрит, улыбаясь. Ждет, когда гость поднимет глаза, чтобы подозвать его к себе и обнять, забыв прошлые обиды. Как всегда. Как раньше. Они простят друг друга и уедут домой вместе, чтобы там получить свои заслуженные часы тепла. Тишина и приглушенный свет. Дверь захлопнулась, оставив малочисленный шум жизни позади. Он стоял, вслушиваясь в звуки, которых не было. Ничего. Нижняя губа предательски задрожала, изображение поплыло не известно, от чего. Сколько смелости и самообладания в простом движении – всего-то поднять голову, но как же сложно. Она прошла вслед за его родителями, словно тень, будто ее и не было здесь. Они радовались, припали к постели сына, хоть и знали, что тот не мог их увидеть или услышать. О плачевом состоянии говорили видимые признаки: множественные трубки, катетеры в венах, кислородная маска на лице. На нем не было живого места, голова покрыта бинтом, но рядом, укрепляя надежды на хороший исход, прерывисто пищал аппарат. Девушка встала поодаль, смотря на паренька с замиранием сердца. Опасаясь, что он может в любой момент очнуться, стала наспех смахивать слезы, растирая ими грязь по щекам. Трясущимися ладонями пригладила спутанные волосы, часто дышала и вытягивала непослушные уголки губ, пытаясь сделать вид, что все хорошо. Он был важнее. Важнее боли и желания убить себя. - Мой мальчик, - мать ласково перебрала темную прядь, торчащую из-под белых полос, повторяя одни и те же привычные обращения.- Мой ангел. Мое солнце. Отец стоял рядом, глядя на сына с высоты своего недрогнувшего тела. Серьезное лицо не выражало и капли всех переживаний, возложенная ответственность заставляла быть сильным и держаться ради жены. Лишь влажные линии от уголков глаз до крыльев носа поблескивали в мутном свете ламп. В палату вошел врач. - Вы родители? Состояние парня стабильное, - мужчина говорил спокойно и ровно, но что-то в его голосе заставило всех троих обернуться, сосредотачивая на нем внимание. В густом воздухе, пахнущем кровью и лекарствами, почувствовалась тревога. – Но есть кое-что, о чем вам необходимо знать… Под единственным источником света лежало женское тело, накрытое белой простыней под самый лоб, с бледной кожей и длинными темно-русыми волосами. Сверкающими и прямыми. Глаза закрыты. Недвижима, словно восковая фигура. Молодой человек насильно сжал челюсти и задержал дыхание, чтобы оставить в себе рвущийся наружу крик. Слезы жгли глаза, застилая обзор, и он резко надавил на веки двумя пальцами, чтобы освободить их. Наконец, громко выдохнул через рот. Ему очень хотелось заставить себя поверить, что она просто спит, но кровавые разводы на простыни говорили об обратном. Отбросить ткань не хватило смелости, вместо этого он едва ли не крадучись подошел к ней вплотную. Смотрел, не в силах моргнуть, непривычно большими глазами. Впился взглядом, желая уловить дыхание - то, как поднимается грудная клетка, опровергая ошибку врачей. Стоящий рядом аппарат был выключен. Все вокруг больше напоминало картину - застывшее во времени и пустое. Ни запахов, ни звуков, даже температура была обычной - никакой. Мужская рука потянулась к другой, виднеющейся под краем простыни. Серебряное кольцо на тонком среднем пальце сливалось с посеревшей кожей. Не правильно. Не ее кожа. Где светлый оливковый оттенок? Загар, который она любила? Почему же она такая бледная? Он осторожно взял затвердевшую ладонь и окончательно поверил в происходящее. Холодная. Ресницы дрогнули. Веки, вдруг потяжелевшие, опустились. Каменные черты исказились от слез, которые теперь прорвались одним потоком. Не может быть. Не может быть.