ительная. - Рады, что вам понравилось, - ответила она с пошатнувшейся уверенностью. Я такого не говорил, но желания спорить не было, как и ресурсов, чтобы объяснять престарелой жене какого-то миллионера, что ее тяга к современному искусству – это не больше, чем желание показаться молодой и интересной. Как жаль, что это так не работает. Подтяжка и то оказала бы больше эффекта. Маргарита отпускать меня не планировала. - Не против пройтись вместе? Вы, кажется, в той стороне еще не были? - «Да я нигде не был, они все одинаковые. Смысл двигаться, если это результата не даст», - но вместо своих мыслей выдал короткое. – Да, конечно. И вот мы, синхронизируя шаг, пошли в длинный белый коридор с пятнами-рисунками. Желтый, красный и синий – это все, на что способен автор всех тридцати шедевров. - Мне кажется, модернизм – это глоток свежего воздуха для современной живописи, - чопорно проговорила женщина, не утаивая неподдельного наслаждения во взгляде. Я еле слышно вздохнул. Модернизм – да, возможно. Но это… Она вообще в курсе, что модернизм – это не новое направление? Ему уже лет сто двадцать. Стоило бы рассказать про Малевича и его «Черный квадрат», а потом ошарашить, что он пишет без малого такие же вещи, как и ее подпольный горе-художник, из-под кисти которого вышли эти шедевры. На Малевича клюнуло бы куда больше. - Вы правы, - я снова скромно улыбнулся и отвернулся, расслабив лицо. Ну где же чертовы фужеры с шампанским? Они должны быть здесь. Эти люди не могут всерьез интересоваться таким убожеством. - Смотрите. Мне кажется, это похоже на какое-то животное. Не то собака, не то кошка. Что скажете? Я даже не стал смотреть. В моменте нужно концентрироваться на делах поважнее, чем выискивание в нелепых пятнах какой-то смысл. Лучше тогда пойти на дорогу, лечь и облака поразглядывать, может, улыбнется удача и меня, наконец, переедет автобус. - Не знаю. Не люблю животных. Как на заказ, в голове зазвучала очень старая реплика. - «Ева, это глупая трата времени. Я ненавижу животных. Шерсть, вонь. Ты еще и кота хочешь. Он мебель будет драть, надо убирать за ним. Кто этим займется? Ты все время на работе. Мне предлагаешь? Ну, нет, никаких котов в моей квартире». - Понимаю. Им нужно много внимания, а людям искусства, таким как мы, явно не до этого. Я не собирался отвечать на этот выпад. Мы. Дамочка явно высокого мнения о своей значимости. Оставлять ее совсем без внимания было нельзя, потому из моего рта вырвалось что-то похожее на «Угу», обозначающее подобие согласия. Пусть интерпретирует это, как хочет. - А вы не думали перейти на электронное изображение? – не сдавалась Маргарита. Создавалось впечатление, что мои ответы ей вовсе не интересны, хватало того, что я хожу тут рядом с увлеченным лицом (Шампанское, мне нужно шампанское!) и слушаю ее глупые изречения. - Мне кажется, это имеет больше спроса. - Нет, не думал, - проскрипел я. - Предпочитаете классику? В таком возрасте вам стоит идти в ногу со временем, можете поверить моему опыту. Все-таки, будущее за электроникой. Мы с командой подумываем организовать подобную выставку… Да что б тебя. - Будущее за молодыми, - я повернулся к Маргарите, снова растягивая губы в улыбке. В этот раз она вышла более непринужденной, но от того и более ядовитой. – Мне еще нет тридцати, и я прекрасно чувствую себя, работая с холстом. Сам достиг относительной известности, зарабатываю хорошие деньги. Не надо искать обеспеченную особь, которая меня прокормит. А теперь извините, я пойду выпью, чтобы вынести еще полчаса на вашей выставке, ведь все уже оплачено. Не подскажете, кстати, в какой стороне алкоголь? Женщина указала в один из коридоров, глядя на меня ошарашенно. Замешательство прошло не скоро, потому огромные губы не успели изогнуться в отвращении к моей персоне в ту же секунду. Это произошло, едва я сделал шаг назад. Пусть только попробует забрать деньги, я напишу ее мужу и скажу, что его престарелая ценительница модернизма явно проводит время где-то в другом месте, а не на занятиях по искусствоведению. О, наконец-то! У одной из стен растянулся длинный стол с бурлящим градусным напитком - гарантия, что у меня получится пережить этот день. Заприметив то, что давно искал, я прибавил шаг, взял флюте, и вскоре сел на жесткий светлый пуф под очередной отвратительной картиной. Снова какая-то абстракция. Как жаль, что теперь все эти кошмарные произведения подпольного искусства меня вовсе не интересовали. Я припал к стеклу, чувствуя, как приятная горечь спускается по горлу. Еще немного, и станет лучше. Спустя примерно сорок минут, когда время выставки перевалило за середину, по договору мне можно было ее покинуть. К вызванному такси шагал, печатая хвалебный отзыв о мероприятии под постом. Сделал классическое постановочное фото – я в костюме, с фужером, перед одной из… фу, тех самых картин, смотря на нее взглядом ценителя. Таким меня считают. Достаточно прочитать базовую литературу, чтобы настолько же разбираться в живописи, но все думают, раз я художник – все нужные знания автоматически вшиты в мой мозг. Дорога до дома была недолгой. Я смотрел в окно и старался сосредоточиться на приятном покалывании в пальцах - алкоголь начал действовать. Нужно было отвлечься на что-то, чтобы не потянуться рукой в сторону, по привычке. Я никого там не найду. Уже давно не нахожу. Ладонь произвольно сжалась в кулак на бедре, сминая тонкую ткань брюк. Взгляд зацепился за какое-то здание, тянущее свои бетонные этажи к небу. Там окна, балконы, бежевые панели прерываются серыми и на углах уходят в несколько округлых отверстий с перилами. Я просто хотел отвести ладонь, чтобы сменить положение. Я не искал ее. Ее нет. Пальцы побрели по кожаной поверхности сидения все дальше и дальше, пока не коснулись другой двери. Оборачиваться не было смысла, и все, что оставалось – дальше смотреть в окно, прижимая челюсти друг к другу. А чего я ожидал? Она уже год мертва, какие глупости. Нужно говорить это почаще, чтобы, наконец, свыкнуться. Таксист высадил меня у огороженного двора. Я приложил ключ к маленькому экрану у ворот и прошел, минуя пост охраны. Затем, через единственный подъезд высотки поднялся на нужный этаж, где отпер свою дверь. В квартире было как всегда прохладно и свежо. Если говорить в общем, то она мало чем отличалась от той выставки, на которой мне пришлось находиться целых три часа. С ума сойти. Отличие оказалось значительно-незначительным: никакого модернизма на картинах, здесь висят только мои, которые она просила оставить. Снова думать обо всем этом уже не было сил. Привычное ощущение застоя насело на плечи. Возвращаясь в место, где мы проводили очень много времени, я сразу вспоминал о ней и обо всем, что между нами происходило. Избавиться от этого не помогло ничего. Кроме алкоголя. Я сразу проложил курс на кухню. Там достал бутылку из мини-бара и наполнил фужер до краев, совсем не по правилам. Вылил в себя все без остатка за один присест, наполнил снова и, взяв горлышко одной рукой, а второй крепко обхватив тонкую ножку, направился в мастерскую, на ходу скидывая туфли. Идиотский этикет, правила приличия и чертовы модники, которые придумали, что мне нужно носить костюмы. Ненавижу эту жизнь. Когда становилось совсем невмоготу, спасало только одно место – мастерская. Комната, которая отличалась по стилю от остального пространства. Здесь больше теплого дерева, окна выходят на солнечную сторону, из-за чего почти всегда воздух наполнен светом. Здесь чувствуется жизнь, в отличие от холодных и полупустых помещений за стеной. Вино приземлилось на большой, грубо сколоченный стол. На мольберте стояла незаконченная работа, но я убрал ее на пол, чтобы прицепить новый холст. У меня еще куча заказов, и некоторые из них нужно отправить уже завтра. Там нет ничего сложного, такие вещи я создаю лишь ради денег. Может, если бы пил меньше, хватало бы времени и на что-то более сложное. Задача пока невыполнимая. Сделав очередной глоток красно-черной жидкости, я скинул пиджак на пыльное кресло и закатал рукава свободной рубашки. Она сидела на мне, словно мешок, если бы мешки шили из шелка. Современная мода иногда убивает, но, должен признать, может сотворить чудо. Итак. Неспроста я вспоминал о господине с фамилией Климт. Придется сотворить кое-что, похожее на его работы, только более простое и второсортное, скрывать не стану. Возможно, это ставит меня на одну полку с теми рабами Маргариты, создающими штампованные абстракции, но я за свои получаю куда больше, и выглядят они куда лучше. Полка одна, но я занимаю место в самом начале. Настырное старое воспоминание все же пробилось сквозь пелену напускных мыслей. - Ты слишком жесток к себе, - Ева положила подбородок на мое плечо, высматривая нечто в контурах на белой поверхности. Я же в это время угрюмо пялился туда же, изливаясь ядом из-за того, что мне приходится копировать чей-то труд. Мои картины покупали за большие деньги, но редко, что приносило известность, а вот состояние заработать таким способом сложно. - Не жесток, я реалист. Кто заметит меня за этим тупым переносом? Как станок, вожу кистью в одном и том же направлении, это раздражает. Ева засмеялась и легла на то же место щекой. Пряди ее волос, выбившиеся из высокой прически, щекотали открытые участки тела, от чего я нахмурился и поежился. - Ты просто вечно недоволен. Брюзжишь и брюзжишь. Относись к этому проще, все ведь с чего-то начинают. - Я не хочу нач