Я повернулась к Эйдену. На парне не было лица. Зеленые глаза выглядели безжизненно и безразлично смотрели вслед удаляющейся фигуре, как будто привыкли видеть спину своего отца. Не зная, что сказать, я молча протянула руку и дотронулась пальцами до его руки. Батори младший будто очнулся от наваждения и посмотрел сверху вниз на меня. Его рука обхватила мои пальцы.
— Элеонора. — Проговорил он как-то надломлено. У меня на душе моментально стало тоскливо. — Я пойму, если ты захочешь уйти к себе, но все же попрошу… Останься на этом вечере со мной, пожалуйста.
Прямо сейчас он был похож на Эйдена, который просил меня не отходить от него на балу. Все-таки мне не кажется, в нем очень много граней, и вот эта, что он показывает мне так редко, возможно, незнакома больше никому. Я сжала его руку в ответ, подарив нежную улыбку:
— Конечно.
Ужин проходил в столовой для гостей. Огромный прямоугольный стол был изящно сервирован, а от количества блюд ножки красного дерева, казалось, треснут. Навскидку в поместье прибыло человек сорок-пятьдесят, и они уже заняли своим места за столом. Все из знатных семей, некоторые лица мне были даже знакомы. Только вот цель их сбора была покрыта для меня завесой тайны.
Несколько стульев остались свободными, очевидно, кто-то задерживался. Я хотела пройти к одному из таковых, в дальнем конце стола, но Эйден, к моему удивлению, придержал меня, взяв за руку своей теплой ладонью. Я обернулась, не пытаясь скрыть изумления.
— Сядешь со мной.
Эйден кивком указал на два стула во главе стола. На противоположном конце их занимали супруги Батори. Мои глаза самопроизвольно распахнулись, рот грозился сделать тоже самое, немым «о», выражая мой шок.
— Ты спятил? — Прошипела я, изображая при этом улыбку. Мы уже стали привлекать внимание.
— А ты что, боишься? Трусливая лисичка. — Прищурился аристократ.
Его усмешка придала мне смелости. Я выпрямила плечи:
— Когда местное высшее общество обсудит то, что наследник клана Батори посадил рядом с собой купленную девчонку, как метко выразился твой отец, а самого лорда Батори хватит приступ инсульта, ты не будешь так улыбаться. — Промурлыкала я парню на ухо и прошла мимо него к своему месту.
Остановившись у стула, я выразительно глянула на него. Раз уж поставил меня на один ранг с присутствующими, пусть играет по правилам. Тот, с прилипшей ухмылкой, отодвинул мне стул и жестом предложил опуститься на него:
— Миледи.
Я чинно села, а когда Эйден опустился по левую руку от меня, позволила себе поднять глаза. Лорд и леди Батори, на противоположном конце, молча сверлили меня глазами. Я неуютно поерзала, но, ощутив, что мой кинжал на месте, чуть успокоилась. Нет, я не собиралась практиковать метание ножей в лорда второго правящего клана, но в последнее время подарок Брендана был для меня единственным оплотом спокойствия.
— Как вы добрались до стола? Без происшествий?
Я поняла, что обращаются ко мне и посмотрела на парня, сидящего по мою правую руку. За всеми этими волнениями я не заметила, кто является моим соседом.
— Это было сложно, но я определенно справилась. Обошлось даже без синяков. — С улыбкой ответила я служителю церкви, тщетно пытаясь определить его сан и положение.
От милой улыбки парня напряжение стало спадать, как по волшебству. Он определенно умел располагать к себе.
Стук по бокалу привлек наше внимание к супругам Батори. Старший лорд сменил свою маску надменного властителя, на радушного отца и хозяина, смерил присутствующих взглядом и остановился на нашем конце стола:
— Спасибо всем, что приехали. К сожалению, некоторые задерживаются, поэтому все новости мы отложим напоследок. Эйден, ты устроил прекрасный вечер, сынок.
Покажите тазик, мне плохо. Какое поразительно двуличие! Кажется, аристократов учат этому еще в детстве, сразу после понимания разговорной речи. Еще пара теплых слов было сказано в адрес тех или иных гостей, и после этого, когда все подняли бокалы вина, нам разрешили приступить к ужину.
Резюмирую сразу: ужин был отвратителен. Нет, блюда были отменны! Но атмосфера была накалена до предела. Если сначала гости чувствовали себя немного зажато, то после нескольких бокалов красного вина, в изобилии предложенного присутствующим, их языки развязались. Они начали передавать сплетни, каждая из которых была отвратительнее другой. Единожды они затронули тему Ворона, заставив меня прислушаться, но ничего путного я все равно не узнала. Лишь то, что газ, использованный на балу, не мог всерьез навредить людям. В худшем случае он затуманивал сознание и вызывал галлюцинации. Естественной реакцией было постепенное развитие обморока: люди медленно оседали, что почти случилось и со мной. Власти сошлись на мнении, что газ был послан больше с целью запугать и спровоцировать панику. И еще одно: теперь у людей не оставалось сомнений в том, что за убийствами стоят мятежники. Вспомнив об этом, я сжала руки в кулаки. У меня не было возможности поговорить с Бренданом и незнание пугало меня больше, чем возможные опасности.
Время шло. Ужин закончился и гостям дали время отдыха, перерыв, пока блюда сменили на главные десерты. Однако в гостиной уже стояли небольшие столики со сладкими угощениями и напитками.
Заметив, что на многоярусной тарелке со сластями есть шоколадные трюфеля, я мигом протянула к ним руку и заметила, что не единолична в своих желаниях. Тот самый священник снова оказался рядом. Мы синхронно друг другу улыбнулись, а он взял две конфеты и протянул одну мне:
— Любите сладкое?
— Очень. Особенно трюфеля. Знаете, место, где я выросла, не отличалось обилием заграничных товаров. Поэтому, когда отец привозил мне сладости издалека, мы ели их долго, растягивая удовольствие. Точнее, это было по настоянию мамы… Она выдавала мне и моим друзьям одну конфету на стакан чая. И мой друг ухитрялся выпить за вечер стаканов шесть-семь, в то время как в меня не влезало больше двух.
Вспомнив проделки Брендана, падкого на сладкое, я заулыбалась. На душе потеплело. Да, тогда он вливал в себя не один литр чая, но конфетами он делился со мной и Этаном. Заметив, что я с блаженным видом изучаю конфету в белой салфетке, я снова улыбнулась парню, перед которым разоткровенничалась. А ведь я даже его всего пару часов знаю! Говорю же, это все его святая аура!
— Извините, что-то я разболталась. — Я отправила в рот конфету и почувствовала, как нежнейший темный шоколад тает на языке. Я зажмурилась и едва не заурчала от удовольствия.
Священник не последовал моему примеру. Его рука замерла вместе с конфетой, он смотрел на нее, будто о чем-то глубоко задумавшись. Затем поднял на меня глаза:
— Ничего… Ничего страшного.
— Впрочем, наверняка вы слышите более личные и страшные признания в исповедальнях, чем любовь к конфетам. — Попыталась разрядить обстановку я.
Улыбаться не стала, на зубах отчетливо чувствовался вкус шоколада, и вряд ли он бы восхитился этим видом. В попытке слизать с эмали какао, я стала озираться в поисках чего-нибудь жидкого, чтобы запить.
— Да уж, вы не представляете, насколько близки к правде. — В голосе парня была едва уловимая горечь. Он протянул мне руку. — Странно, что мы так и не представились друг другу. Колман.
Я с готовностью пожала крупную ладонь:
— Элеонора. — Коротко представилась я, как и собеседник игнорируя фамилию.
Мне показалось, или Колман нервно сглотнул?
— Элеонора, что ты здесь делаешь? — Наши руки еще были сжаты, больше, чем требовало приличие, когда рядом нарисовался лорд Батори младший.
— Ем конфетки. — Без обиняков ответила я Эйдену.
Он подошел к нам не один, а все с той же шатенкой. За столом она сидела на стороне Эйдена и ее назвали Георгиной. Сейчас эта самая Георгина хмыкнула. И чем ей не угодили конфетки?
— Эйден, прием прекрасен. — Промурлыкала она, привлекая к себе внимание парня.
Тот же отчего-то сверлил взглядом то меня, то Колмана, как будто сомневался в безобидности совместного поедания конфет со священником. Нет, вы вслушайтесь! Это же самое невинное занятие в мире. Чего он злится?