Сход собрался на площади Пуэнте-дель-Оро, между зданием церкви и домом покойного коменданта. Сутки, что истекли после возвращения отряда, доставившего новые сокровища, а с ними – печальную весть, были беспокойными; ночью корсары тянулись поближе к кострам, пили, шептались, слушали горлопанов, осмелевших в темноте, а днем бродили среди руин, резали уже ненужных мулов, жарили мясо и снова пили и шептались. По мере того как спадал полдневный зной и удлинялись тени, шепоты стихали, зато кучки, сгрудившиеся здесь и там, делались больше; к четверым подходили пятый и шестой, две группы сливались вместе, и вот уже дюжина человек садится у церкви или у комендантского дома. Эти два строения являлись как бы центрами поляризации для тех, кто твердо встал на ту или иную сторону, но человек тридцать еще бродили между ними, полные сомнений и колебаний. У церкви сидела Шейла в компании братьев-датчан, Рика, Боба и Кактуса Джо, и здесь собирались канониры, а также некоторые из людей Тиррела и Галлахера. Но другие из этих же ватаг стояли напротив вместе с вахтой Дойча и, судя по хмурым лицам и настороженным глазам, не желали отступать. Тот, кто поддержит нового капитана, мог рассчитывать на его благодарность и благосклонность, что понимали все, от ветеранов разбойного промысла до тех, кто еще год назад стрелял быков на Гаити.
Серов и два его подельника избрали позицию на равном удалении от церкви и дома коменданта. Случилось это не само собой – в какой-то миг хитрец Мортимер притормозил и ловко бросил якорь в нужном месте. Видимо, ему хотелось соединиться с теми, кто окажется удачливей, и притащить с собой тупицу Хенка и внебрачного сынка маркиза. Три голоса, три глотки, три ножа кое-что весили в раскладе сил – ведь людей в команде «Ворона» было немногим больше сотни.
– Дерьмо этот Пил. На доску бы его поставить и за борт проводить, – негромко разглагольствовал Морти, озираясь по сторонам. – Прах и пепел! Ты помнишь, Эндрю, как он нас помыться отправил? Помнишь, Хенк? Три раза под килем! Это вам не хрен собачий! Это, знаешь ли…
– Шесть, – сказал Серов.
– Что – шесть?
– Вас с Хенком три раза протянули, а меня – шесть. И было велено не торопиться.
– Точно! Вот сволочь блохастая, жентельмен недорезанный! Станешь за такого горло рвать, так он тебя же потом в нужник запихает… Верно, парни?
Хенк промычал неразборчиво, а Серов кивнул, глядя, как в середине площади, у креста и пальм, собирается начальство. Тут были все офицеры «Ворона», Эдвард Пил, ван Мандер, Садлер, Тегг, Росано, а с ними боцман Стур и предводители рангом помельче, Дойч, Галлахер и Тиррел. Все в лучших своих одеждах и при оружии.
– Тегг, однако, тоже гадина и в деле морском ничего не смыслит, – задумчиво произнес Мортимер. – Не положу охулки, из пушек он мастак палить, но ежели в море ему довериться, враз очутишься вместо Тортуги в Гаване, под крепостью черножопых. Пил, пожалуй, надежнее…
– Чем тебе Тегг не угодил? – поинтересовался Серов.
– Как же! На рудник меня не взяли, а почему? Тегг Старику напел, что я не такой бугай, как вы с Хенком, и пушки мне таскать невмочь! Вранье! Да я бы за прибавку к доле пер эти пушки отсюда и до самых райских врат! Я бы и порох дотащил, чтоб эти ворота разнести! Я…
– Не богохульствуй, задница Господня, – сказал Хенк. Мортимер торопливо вытащил из-за пазухи крестик на засаленном шнурке, поцеловал его и буркнул:
– Прости Отец Небесный… дьявол попутал или моча в голову стукнула… Ну, а что до капитана, так, может, и Тегг сгодится, если никого получше нет. Или все же за Пила крикнуть?
– А кто нас велел под килем таскать? – напомнил Серов.
– Ну, так за дело! Так нам и надо, вшивым паразитам! А боец он лихой… И деньги считать умеет, и знает, где они водятся и как их добыть. Хотя и Тегг, конечно…
– За Teггa надо крикнуть, – с авторитетным видом вымолвил Серов. – Тегг свой в доску парень. С ним будем по уши в баксах сидеть… то есть в дублонах и дукатах. А Пил из благородных и богатых, эти делиться не любят, все под себя гребут. Такой уж у них менталитет, я точно знаю.
– Мен… чего?.. – переспросил Мортимер, но тут боцман ударил в колокол, который притащили с корабля, и все разговоры стихли. Корсары придвинулись ближе, офицеры и сержанты стояли в их кольце тесной кучкой под большим крестом и пальмами в центре площади. Стур, шагнув вперед, сунул ладони за пояс, откашлялся и произнес:
– Пасть не разевать, пока не закончу. Кто не вовремя раскроет, подавится зубами. Заорете, когда я дам сигнал. – Он хмуро оглядел собрание, прищурился на солнце, висевшее низко, над самой церковной крышей, и сплюнул себе на сапог. – Значит, так, парни, есть новость хорошая и новость плохая. Том Садлер сказал, что меньше тысячи серебряков никто не получит, а у тех, кто шастал на рудник, выйдет даже тысяча пятьсот. И все эти денежки уже в трюме «Ворона», и вес у них такой, что наша лоханка на ладонь осела.
Одобрительный гул прокатился по рядам корсаров, и боцман переждал его без ругани, видно решив, что искренняя радость субординацию не нарушает.
– Теперь плохая новость, и ее вы все уже слышали: наш Старик пулю поймал. Да смилуется Господь над ним и пропустит в рай его душу! – Стур размашисто перекрестился, и все офицеры и окружившие их Береговые братья повторили этот жест. – Стало быть, нужен нам новый капитан и предводитель, и за кого вы громче крикнете и бросите метку, тому на мостике и стоять. Тому, значит… Эй, Джек Астон! Ты чего лапу тянешь, вор кладбищенский? Или я толкую непонятно? Или башка от дум разъехалась?
– Вопрос, мастер Стур! – Поднялся бородатый пират в алой косынке. – Вопрос! Что сказал Старик? То есть какая была его последняя воля?