Глаза Волконского прищурились. А затем расширились до неприличия. - Вы? Собственник журнала "Вестник Европы"? Правда?
- О-хо-хо, житие мое... - вселенец горестно выдохнул, показывая, какая тяжёлая доля у владельцев заводов, газет, пароходов.
Князь тут же забыл о чём хотел узнать. Другие мысли мгновенно заполонили его голову. - Кирилл Васильевич, милейший! Голубчик! Так может напечатаете мои мемуары. Мы с вами давно знакомы. Съели не один пуд соли. Сами меня консультировали и поправляли в моём сочинительстве.
Ланин улыбнулся просто, открыто, как это могут делать только честные и прямые люди. - Конечно, любезнейший Пётр Дмитриевич. Правда, как критик, я могу забраковать ваши труды. Как главный корректор их изменить, дописать или убрать половину текста. Зато, как собственник, всё, что останется после критика и корректора, на сто процентов опубликую.
Волконский захлопал ресницами. - И во сколько мне это обойдётся?
- Да, полно, сударь. Какие деньги? О чём вы? Разве сто тысяч ассигнациями, это деньги? Так – один смех.
- Сколько? - глаза писателя полезли на лоб.
- Зато, гарантирую – доход от продажи журнала и тираж будет в три раза больше обычного. Вы же хотите этого?
В ответ нервно сглотнули слюну. - Очень хочу.
…..
Утром следующего дня прапорщик Новиков нашёл на палубе одного из своих подчинённых. Строго посмотрел на солдата, грозно сдвинув брови. - Коровин, загрызи тебя карась! Знаешь, что сегодня вечером, среди господ офицеров, состоится "Literary battle"? (Литературный батл. Англ.). На большие деньги.
- Чегось-сматал? - моргал глазами, крупный дородный детина, из последнего набора, больше похожий на медведя чем на солдата.
- Товось, оглобля стоеросовая. - Забава будет, вечером. Среди господ офицеров. Кто самый умный и быстрый в составлении стихов. Победителя наградят.
- А-а-а... - парень понятливо помахал кудлатой головой, выпучив большие коровьи глаза.
- Слушай приказ. Сейчас будем тренироваться. Ты! Сказываешь слово, которое первым придёт в твою деревянную голову. Я слушаю, подбираю рифму. Опосля на эти слова быстро сочиняю стих. Уразумел?
- Не... а.
- Ты че? Дурак что ля?
- Никак нет, ваше благородие. Просто не понял. Ужо больно заковыристо.
- Объясняю. Сказал слово, к примеру - "Печка". Я подобрал под него слово в рифму – "Свечка". Потом придумал небольшой стих...
На окне горела свечка, а в углу пылала печка.
Мама булки испекла, всех обедать позвала.
-Теперяча, понял?
- Ага.
- Сказывай слово.
- Любое?
- Любое
- Любое, любое?
- Любое, любое...
- ??? - медведь наморщился и затих.
- Ну, христопродавец, чаго молчишь?
- Думаю, ваше благородие...
- Чего думать, ядрёный пень тебе в кочерыжку. Говори, давай.
Парень вспомнил что-то хорошее, доброе, родное. Улыбнулся и произнёс – "Де... ре... венька".
- "Деревенька" – "Ступенька", - тут же парировал прапорщик. И почти сразу выдал...
Утонула в снегу деревенька
В далеке от проезжих дорог.
Пухом белым покрыты ступеньки,
Из трубы вьётся лёгкий дымок.
- Так, - поэт-нагибатор довольно потёр ладони, - Хорошо пошло! Давай следующее слово. Хотя нет, подожди. - Он заметил идущего у противоположного борта унтера Егорова.
- Егоров, мухой ко мне. Быстро назови любое слово. Не думая. Рысью!
- "Империал", - ляпнул бывший солдат на автомате.
Прапорщик начал активно чесать затылок. Старался вытащить из памяти слова для рифмы. - Империал... риал... триал... куриал... вот, попал. - Не получалось. Раздосадовано махнул рукой. – Давай, другое слово.
- "Государь-Император"!
Прапорщик надулся. Покраснел. - Егоров! Иди отсюда! У меня вдохновение пропало, пока ты рядом. Коровин, давай снова, ты. У тебя получается лучше, чем у этого олуха.
- "Родное", ваше благородие.