— Я честно об этом сказал.
— Сказали, но только мне.
— Благодаря этой пресс-конференции зал снова будет полон, и мы, возможно, попадем в Нью-Йорк.
— Я и сам догадался, к чему вы клоните. Надеюсь, вы извините меня, если я не прав, но я думаю, что в вашем бизнесе такой прием называется не иначе как дешевый рекламный трюк. Я не ошибся?
— Послушайте. Люди повалят в театр, чтобы только взглянуть на меня. Меня — главного подозреваемого. Они будут сидеть в зале, смотреть на Рода, мордующего «Гамлета», но видеть они будут Дэрила Коновера, скорбеть о нем, утешать себя мыслью о том, что этого Гамлета уже никому не удастся сравнить с другим, коноверовским.
— И все это время, — добавил Флинн, — вы будете мрачно бродить по театру, составляя конкуренцию отцу Гамлета, печальный и взвинченный, дозволяя людям щекотать свои нервы мыслью о том, что именно вы, возможно, убили Дэрила Коновера и еще сто семнадцать человек. Вы тоже не без таланта, мистер Хастингс.
Бейрд Хастингс долго смотрел в пол.
Потом вскинул глаза на Флинна.
— Вы ставите мне это в вину?
— Я думаю, что на моей памяти это самая эффектная попытка снять подозрения с главного подозреваемого.
Глава 29
— Вы только посмотрите, что у меня здесь.
Флинн изобразил искреннее изумление, обнаружив в кармане жилетки брошь, которую Ирвин Морис Флетчер прислал его дочери.
Он протянул брошь парню, который стоял рядом. Тот взял брошь.
— Камни настоящие?
— Да.
Хоккейная команда школы Картрайта закончила тренировку десять или пятнадцать минут тому назад (до этого Флинн полчаса следил, как тренер гоняет их по льду), и мальчишки, стянув потную форму с разгоряченных тел, уже засунули ее в металлические ящики.
Из душа они возвращались с раскрасневшейся от мыла и горячей воды кожей.
Одежду они натягивали прямо на мокрое тело. Сушили только волосы, которые потом аккуратно причесывали.
Проблемы с зубами были у троих. У одного недоставало верхнего зуба (из душевой он вернулся с вставным). Второму скололи два нижних. Третьему — два верхних.
Брошь Дженни переходила из рук в руки.
— Подумать только, подарить такую вещицу двенадцатилетней девочке! — воскликнул Флинн.
— Что? Эту брошь подарили Дженни?
— Да.
— А что это за красный камень? — спросил кто-то из мальчишек.
— Рубин, — ответил Флинн.
— У моей сестры есть такая брошь, — сказал мальчишка.
— Нет у нее такой броши, — возразил другой.
— Точно нет, — согласился с ним Флинн.
Повернулся спиной к мальчишкам, подошел к фонтанчику, попил водички.
Когда вновь посмотрел на мальчишек, брошь исчезла.
Парень, которому он давал брошь, надевал свитер. «На коньках ты отдыхаешь, как Бобби Орр, Тони, — говорил он кому-то. — Жаль, что во всем остальном ты ему сильно уступаешь».
У двери другой парень застегивал куртку.
С двумя сколотыми верхними зубами.
Он взял ранец с учебниками со скамьи, открыл дверь свободной рукой и вышел, ни с кем не попрощавшись. Один.
Лавируя между одевающимися мальчишками, Флинн последовал за ним.
Глава 30
Он подождал, пока парень оглянется и увидит: Флинн идет следом. В темноте белки парня белели, как два блюдца.
— Подожди меня, юноша. Составлю тебе компанию.
Мальчишка остановился. Под уличным фонарем.
— Откуда вы знаете, что нам по дороге?
— Куда бы ты ни шел, юноша, я могу сказать тебе, что идешь ты не туда.
Дыхание мальчишки участилось.
Флинн подошел к нему вплотную.
— Ты — вор.
Тело мальчишки, готового сорваться с места, напряглось.
Флинн положил ему руку на плечо и сжал, показывая мальчишке, что от него, Флинна, тому не уйти.
— Вы не имеете права…
Флинн расстегнул «молнию» на нижнем правом кармане куртки, порылся в нем левой рукой.
Достал из кармана брошку Дженни.
Сунул ее под нос подростку. Камни заиграли в свете уличного фонаря.
Мальчишка отвел глаза.
— Может, ты еще и не вор, — мягко продолжил Флинн, — но в последнее время ты много чего украл.
Флинн опустил брошь в карман своего пальто. Отпустил плечо подростка.
— Как тебя зовут, юноша?
— Вы — отец Тодда Флинна?
— Да.
— Черт.
— Может, теперь ты скажешь мне свое имя?
— Что вы теперь сделаете? Я насчет брошки?
— Постараюсь вместе с тобой разобраться, почему так вышло. Почему ты воруешь.
— Вы собираетесь сдать меня? Отвести к копам?
Флинн улыбался.
— Господи, — вырвалось у подростка. — Вы же коп. Инспектор Флинн. Дерьмо!
— Хватит болтовни. Скажешь ты наконец, как тебя зовут?
Подросток оглянулся на школьные ворота.
— Кэри. Кэри Дикерман. И что теперь сделаете со мной?
— Думаю, мы пройдемся. Далеко ты живешь?
— В двух кварталах.
— В путь, юноша! Мы будем идти, а ты — говорить.
Мужчина и подросток зашагали по темному зимнему тротуару. Молчание нарушил Флинн:
— Скажи мне, почему ты тащишь все, что не привинчено к полу?
— А что еще мне остается делать?
— Вроде бы на свете много других занятий.
Кэри пожал плечами:
— Деньги.
Флинн молчал.
Кэри перекинул ранец с учебниками с одного плеча на другое.
Потом вернул его на прежнее место.
— Отец ушел.
— Это, конечно, печально.
С придыханием, не останавливаясь, Кэри выплеснул все:
— После Рождества. Не мог больше терпеть. Не знал, что и делать. Я понятия не имею, где он сейчас. Он старался. Действительно старался. Винил себя. Говорил, что все это из-за него. И просто не знал, что делать. Не доверял даже себе. Он… боялся, что потеряет и меня. Ушел. Бедняга.
Они замедлили шаг.
— Дом, — продолжил Кэри. — Я ничего не знаю о закладных… банках. Нужна еда. Я заплатил за газ.
Флинн положил руку подростку на плечо.
— Я еще надеюсь, что он вернется.
Кэри выскользнул из-под руки Флинна.
— Я заходил в электрическую компанию, телефонную. Заплатил наличными. Насчет учебы я ничего не делал. Даже не знаю, сколько стоит мое обучение.
Дыхание Кэри стало ровнее.
— Отец просто не знал, что и делать. Обиделся. Разочаровался. Не знал, что предпринять.
Кэри Дикерман остановился у скромного кирпичного дома.
— Ты тут живешь?
— Да.
Свет горел в одном окне.
— Можно мне войти?
Подросток всмотрелся в лицо Флинна.
— А вы хотите…
— Да.
Кэри пожал плечами и поднялся по ступенькам. Достал ключ из заднего кармана брюк, открыл дверь.
Флинн вошел в дом. Кэри пытался вытащить ключ из замка.
В гостиной на деревянном стуле с жесткой спинкой сидела женщина, скрестив ноги в лодыжках, положив руки на колени.
Рядом с ней, на перевернутом деревянном ящике из-под грейпфрутов, стояли полная окурков пепельница и несколько стаканов.
Освещала гостиную настольная лампа, стоявшая на полу, в отдалении от женщины.
Другой мебели в гостиной не было.
Флинн обратил внимание, что волосы женщины аккуратно расчесаны, а зрачков практически нет — только серая радужка.
Флинн остался на пороге гостиной.
Женщина посмотрела на Флинна.
— Это… Кэри… ты… Кэри?
Кэри закрыл входную дверь.
Остался в прихожей, глядя на сидящую в гостиной мать.
— Там стояло пианино, — вырвалось у него.
— Ты знаешь, что она принимает? — спросил Флинн.
— Нет. И я не знаю, где она это хранит. Не знаю, как принимает и когда.
— Понятно, — кивнул Флинн. — Мне следовало бы побольше знать об этом, но я не знаю. Скажи мне, юноша, ты сможешь сам приготовить себе ужин?
— Конечно. — Кэри мотнул головой в сторону матери: — Она также пьет. А ведь была такой хорошей женщиной.
— И что ты будешь с ней делать? Уложишь в постель?
— Нет. Мне придется оставить ее здесь. Я только заберу ее сигареты. И спички. Чтобы она не сожгла то, что осталось в доме. Ничто ей не чуждо. Она пьет, курит, ширяется, глотает колеса. Полный букет.