Выбрать главу

Почему он не сообщил об этом десять лет назад?

Неси ответил, что в то время он был уверен лишь на семьдесят или восемьдесят процентов, а доносить надо только о том, в чем ты совершенно уверен. Однако теперь его уверенность возросла до девяноста процентов, и он решил, что этого достаточно для доноса. Судья похвалил его за такую щепетильность.

Трудно было представить, чтобы Неси, мелкий торговец свитерами, мог ошибиться в цвете. Однако цвет машины Паччани он перепутал — она была не розовой и не красной, а абсолютно белой. (Возможно, Неси вспомнился красный «альфа-ромео», описанный свидетелями, показания которых помогли составить пресловутый фоторобот.)

Так или иначе, показания Неси доказали, что Паччани в ночь на воскресенье находился в километре от поляны Скопети, и этого оказалось достаточно, чтобы решить его судьбу. Судьи уверились в виновности Паччани и вынесли ему четырнадцать пожизненных приговоров. По мнению судей, ошибка Неси объяснялась тем, что ночью в отражении задних фар белая машина выглядела красноватой. По делу 1968 года Паччани оправдали, поскольку прокурор не представил никаких улик, связывавших его с тем преступлением, помимо факта, что оно было совершено из того же оружия. Судьи не задавались вопросом, каким образом Паччани, не имевший отношения к тому убийству, обзавелся тем же пистолетом.

В 7:02 утра 1 ноября 1994 года председатель суда начал зачитывать вердикт. Все национальные телепрограммы Италии прервали свои передачи для трансляции этого события.

«Виновен в убийстве Паскале Джентилкоре и Стефании Петтини, — декламировал судья, — виновен в убийстве Джованни Фогги и Кармелы де Нуччо, в убийстве Паоло Маинарди и Антонеллы Мильориии, виновен в убийстве Фридриха Вильгельма Мейера и Уве Йенса Рюша, виновен в убийстве Жан-Мишеля Кравешвили и Надин Марио…» Когда громовый голос судьи прогрохотал последнее «виновен», Паччани положил руку на сердце, закрыл глаза и пробормотал: «Невиновным умираю».

Глава 26

Холодным февральским днем 1996 года Марио Специ проходил через маленькую пьяццу, направляясь к казармам карабинеров в деревне Сан-Кашано. Он задыхался, и не только из-за бесчисленных выкуренных им сигарет — на нем был тяжелое неуклюжее пальто безвкусной расцветки, изукрашенное молниями, поясками и пуговицами, нашитыми исключительно ради того, чтобы отвлечь внимание и скрыть аппаратуру. Маленькая пуговка под воротником скрывала в себе микрофон. Под нелепым пластиковым ярлычком на груди пряталась видеокамера. Между наружной стороной и подкладкой проложены были провода и батарейки магнитофона. Электронная аппаратура, спрятанная в подбивке, не выдавала себя ни малейшим жужжанием. Техники с телестанции привели ее в действие в церкви Коллегиата ди Сан-Кассиано, укрывшись за каменной колонной между исповедальней и баптистерием. В церкви не было никого, кроме хромой старухи, преклонившей колени на молитвенном возвышении перед лесом пластмассовых свечей, разгонявших мрак электрическим сиянием.

За два года, прошедших после осуждения Паччани, Специ написал множество статей, высказывая в них сомнения в его виновности. Но эта сенсация обещала быть вершиной всех прежних.

Видеокамера была заряжена на час работы. За эти шестьдесят минут Специ предстояло разговорить Артуро Минолити, маршала карабинерской казармы в Сан-Кашано. Он должен был убедить офицера рассказать правду о находке патрона на огороде у Паччани. Минолити в качестве представителя местных карабинеров присутствовал при двенадцатидневном обыске, причем только он из всех, засвидетельствовавших находку, не был связан с САМ и полицией.

Специ всегда с глубоким предубеждением относился к такому стилю журналистской работы и часто клялся никогда подобным не заниматься. Это была грязная работа — вытряхивать из человека сенсацию. Но перед входом в казарму, где ждал его Минолити, все его предубеждения испарились, как святая вода с кончика пальца. Тайная запись разговора с Минолити была, возможно, единственным способом добыть правду или по крайней мере часть ее. Ставка была высока: Специ не сомневался, что Паччани невиновен и что правосудие совершило огромную несправедливость.