— Так сделай!
— Но что я могу?
— Поговори с ними. Попытайся растолковать им. Скажи, чтобы поискали другое место На планете простора сколько угодно. Почему они выбрали это, ну почему?
— Но отчего именно я? — спросила Леа.
— Потому что кроме тебя некому. Ты живешь в их мире.
— Айрис! — воскликнула Леа. — Как ты можешь говорить такое?
— Но это же правда, — ответила Айрис. — Ты сама знаешь, что правда. Разве нет?
Леа хотела заспорить, объяснить, что такая же ариджи, как Айрис. Но тут она проснулась. И оказалась человеком. Очень расстроенным.
Я не представляла себе, с кем поговорить о моих снах. А поговорить было надо, потому что они по-настоящему меня пугали, и мне начинало казаться, что я схожу с ума. Нет, сумасшедшей я себя не чувствовала, но мои сны казались сумасшедшим бредом. И мне необходимо было с кем-то их обсудить.
Разумеется, был внеконфессиональный капеллан — официальный духовный наставник всех нас. Я видела его издали. Мужчина в годах, вдовец, довольно хилого сложения с седой бородкой и в очках с золотой оправой — не потому, что зрение у него было плохим, но потому, что на этой планете очки были знаком духовного сана. Однако по зрелому размышлению я решила к нему не обращаться, так как подозревала, что мои сны нельзя было отнести к духовным проблемам, и, значит, они, так сказать, не по его ведомству.
По работе я была знакома с несколькими девушками — но не настолько близко, чтобы обратиться к ним. Конечно, оставался Милас Шотуэлл, и я знала, что нравлюсь ему. Степенный молодой человек, красивый и очень в моем вкусе. По-моему, это очень важно, когда говоришь о чем-то интимном вроде снов. И я решила поговорить с Миласом, и честно не знаю, почему вдруг пошла по длинному пыльному коридору, который вел к маленькой лаборатории и довольно унылому жилому помещению, которое отвели Аллану Бантри и его никому не нужному отделу инопсихологии.
Аллан, как обычно, работал один у себя в лаборатории. На нем был замызганный рабочий халат, а его курчавые волосы торчали во все стороны, как бывало всегда, когда он забывал причесаться Но я все равно обрадовалась, увидев его.
Лаборатория помещалась в тесной комнате с двумя рабочими столами, один из которых был занят его компьютерами и всем, что к ним относится, включая и принтеры. На другом стояли его магнитофоны. Когда я вошла, он слушал что-то мне знакомое. «Маленькую фугу для органа» Баха.
— Привет! — сказала я. — Ну как военная жизнь?
— Откуда мне знать? — отозвался он. — Я гражданское лицо, как и ты.
— Неужто у Флота нет своих военных психологов?
— Естественно! Но они занимаются только расами, входящими в Альянс. Остальными инопланетянами Флот интересуется только, когда убивает их.
— Так зачем ему понадобился инопсихолог?
— Для демонстрации интереса к развитию наук. Отличная реклама, когда приходит время выделения средств на военные нужды.
— А почему ты не в тарге?
— Будь так добра, не напоминай мне! Откуда мне было знать, что тут таргов никто не носит? Вот так. Ну, ты решила работать у меня?
Я ответила, что пришла рассказать ему про мой сон.
— Но почему ко мне?
Я и сама не понимала, почему, но внезапно меня осенило:
— Потому что, мне кажется, что бы я ни сказала, ты не сочтешь меня свихнутой, или я свихнулась, что думаю так?
— Леа, мне иногда трудно тебя понять. Садись и расскажи мне свой сон, — потребовал он, кивая на качалку довольно ненадежного вида.
Я подробно рассказала ему про мою воображаемую двоюродную сестру Айрис. Кончив, я принялась яростно раскачиваться, а он запустил пальцы в шевелюру — верный признак, что он приходит к каким-то выводам. Жуткое мгновение мне казалось, что он вот-вот скажет: «Леа, не хочу тебя огорчать, но ты действительно свихнулась». Вместо этого он сказал:
— Леа, ты мне нужна.
От его слов у меня затрепыхалось сердце. Я уже решила, что он мне нравится. И знала, что нравлюсь ему. Но не подозревала, что настолько.
— Ах, Аллан! — сказала я. — Зачем?
— А потому что у тебя самый высокий пси-потенциал из всех нас здесь на Клаксоне, военных и гражданских. Твой сон Окончательно меня в этом убедил. Я думаю, этот сон крайне важен.
Я не знала, почувствовать ли себя польщенной или обидеться, но я начала работать у Аллана Бантри в отделе инопланетной психологии.
Я всегда записываю свои сны в дневнике. А потому точно знаю, когда какой видела. Но даже и без дневника я знаю, что каждый сон предшествовал какой-нибудь катастрофе. Первый привиделся мне накануне того, как обрушилось новое здание. Затем мукомольня. А затем происшествие в гараже. Я даже начала бояться, что мои сны являются причиной всех этих ужасов. Однако Аллан меня разубедил.
— Забудь эту чушь, — сказал он. — Никаких сомнений в том, что происходит, нет. Каким-то образом возник контакт между тобой, и теми, кто их устраивает. Во всяком случае с одной — с Айрис.
— Но ведь то, что я вижу во сне, на самом деле не происходит. То есть в действительности.
— По-моему, происходит, но не так, как тебе вспоминается. Образы в твоих снах — попытка твоего подсознания облечь смыслом увиденное.
— Аллан, неужели ты серьезно считаешь, что я нахожусь в телепатическом контакте с людьми, которые устраивают диверсии на нашей базе? И ведь даже не доказано, что это чьи-то диверсии, а не цепь несчастных случаев!
— Статистически очень маловероятно, что это несчастные случаи, — сказал он. — Нет, за этим явно стоит интеллект.
— Тогда это кто-то из наших. На планете ведь нет никого, кроме персонала Флота — военного и гражданского. Или, по-твоему, кто-то прячется там? — И я махнула рукой в сторону безжизненной каменной пустыни вокруг Ксанаду.
— Нет, — ответил Аллан. — По-моему, это вовсе не предательство, саботаж или диверсии. Мне кажется, мы столкнулись с иноинтеллектом, который борется с нами по каким-то своим причинам.
— То есть, по-твоему, тут где-то есть инопланетяне? — сказала я.
— Другого объяснения нет, — сказал Бантри. — И они могли быть здесь еще до нашего прибытия. Не забывай: планету обследовали наспех. Мы исходим из того, что тут нет разумных живых существ, а ведь это означает лишь, что разведка их не обнаружила.
Да, это была мысль. И страшная. Если Айрис и ей подобные действительно существуют, то где они?
Все это выглядело очень серьезным, но тут я кое-что сообразила и засмеялась.
— Моя гипотеза об инопланетянах кажется тебе смешной? — спросил Аллан довольно-таки холодным тоном.
— Вовсе нет, Аллан! Но согласись, именно такой гипотезы и следовало ждать от инопсихолога.
Он было насупился, но тут же ухмыльнулся. Я обрадовалась: по-моему, очень хорошо, когда у мужчины есть чувство юмора, особенно если я рядом.
— Знаешь что? — сказал он.
— Что — что?
— Ты жуть наводишь, Леа, ну просто жуть!
Тут я окончательно убедилась, что нравлюсь ему.
Честно говоря, мне очень не хотелось заниматься пси-тренировками. Мне было о чем подумать кроме них. Аллан и я только что обрели друг друга. Вот об этом стоило подумать. Хотя Аллан как будто не вполне сознавал, что мы обрели друг друга. Вот и об этом очень стоило подумать. А главное: мне вовсе не хотелось думать. Я влюбилась и хотела просто наслаждаться этим чувством, сладкой такой безмятежной ленью. Поэты называют это томностью. В обществе Аллана меня охватывала томность.
Но мое общество вроде бы не настраивало Аллана на романтичный лад. По правде сказать, я не думаю, чтобы это входило в его репертуар. Он был серьезным молодым фанатиком от науки и хотел, чтобы я занималась пси-тренировками.
Мне приходилось надевать на голову какие-то металлические штучки и смотреть на шарикоподшипники на гладкой стеклянной поверхности. Идея заключалась в том, чтобы я заставила их покатиться. Нет, вы только вообразите.
Нет, я старалась. Я толкала их всей силой своих мыслей. Иногда мне даже чудилось, что еще чуточку — и я прикоснусь к ним. Я ощущала холод стали… нет, не своим настоящим лбом, естественно, а лбом, который проецировала на стальной шарик.