— Почему все с таким подозрением относятся к действиям царя? — вздохнула Флер.
— Ты прекрасно знаешь почему, — резко бросил Ричард. — Потому что он самодержец в стране, которая до сих пор терпит крепостное рабство.
— И еще у него есть территориальные притязания, да? — с иронией в голосе спросила Флер.
— Конечно, есть. И прошу тебя, нечего на меня так смотреть, девочка моя. Факты — упрямая вещь. Россия вечно недовольна своими границами. В любом случае, правительство пошло на крайние меры и направило наш флот в Дарданеллы. Как ожидают, его примеру последует скоро и Франция. С поддержкой такого количества кораблей, стоящих на якоре возле Константинополя, Турция несомненно объявит войну России, если только она уже этого не сделала. Шансы — один к десяти. Я спросил об этом у Пети, но он, судя по всему, ничего не знает. Русские министры играют втемную.
— Понятно. Ты считаешь, что Англию непременно в это втянут?
— Ну, мы уже побывали там — наши военные корабли проходили через проливы.
— Но может быть, это всего лишь предупредительный жест, угроза, чтобы Россия одумалась и отступила? Тетушка Венера убеждена, что войны еще можно избежать.
Ричард пожал плечами.
— Не вижу, право, как это можно сделать. Как избежать войны? Мы вмешались в эту свару, оказали помощь Турции. Можно ли в такой ситуации представить царя Николая, который любезно им скажет: «Ну, извините, ребята, я не хотел». Нет, все равно война неизбежна.
Он явно смаковал такую ужасную перспективу. Флер вдруг вспомнила слова Полоцкого о горячих молодых людях, которым нечем заняться, а также замечание тетушки Венеры о турках, этих грязных варварах. Ричард провел в России полгода, он пользовался здесь ее гостеприимством, ее щедростью. Он с восторгом наслаждался изысканным высшим обществом, напивался с графом Петром, называл его братом, завел еще с дюжину русских друзей из тех, кто говорили по-английски, и они ничем особенно не отличались от его приятелей в одиннадцатом гусарском полку.
И все же он был готов, он хотел отправиться на войну с ними, чтобы защитить народ, о котором он ничего не знал, культура которого была ему чуждой и у которого была совершенно другая религия. В самом деле, как странно! Да, мужчины действительно сильно отличаются от женщин, как хитрые лисы от гусынь.
— Ну, любовь моя, что же ты намерен предпринять? — спросила Флер.
Ричард неловко переминался с ноги на ногу.
— А то ты не знаешь — возвращаться домой! Как можно скорее после этой дурацкой свадьбы. Если, конечно, сумею все вовремя уладить. Я даже не остался бы на брачную церемонию, но ведь ты этого ужасно хочешь.
— Свадьбы — чисто женское дело! — прошептала она. — Но как же нам ехать домой? Нужно ведь дожидаться возвращения отца. Он может появиться со дня на день.
— Он должен был вернуться еще две недели назад, черт подери! Ты же знаешь его, Флер! Он уезжает и возвращается, только сообразуясь со своим собственным расписанием, и ему абсолютно наплевать на остальное человечество.
— Но у него в паспорте проставлена дата пребывания в стране. Они не разрешат ему задерживаться здесь.
— Да, если он находится в таком месте, где есть кому соблюдать предписания петербургских чиновников. Мне кажется, ты плохо представляешь себе, насколько обширна Сибирь, какой это дикий необжитый край. Петя мне рассказывал…
Вдруг он замолчал, вероятно считая, что сообщать сестре об этом бестактно. Он уже давно свыкся с мыслью, что странствия отца по диким местам без проложенных по ним маршрутов могут в один прекрасный день закончиться для него трагично. Ведь он может просто исчезнуть, пропасть, и больше его никто не увидит. Ричард уже был готов к такому исходу. У него не было особой любви к легкомысленному родителю, он мог унаследовать титул и состояние отца только в случае его смерти, поэтому он не видел никаких причин для лицемерия.
Да, конечно, женщины — мягкие сердобольные создания, они лишены логики, и трудно было ожидать от них, что они будут мыслить, как мужчины.