Оказавшись на улице, Фобиан шёл куда-то мимо зданий, погруженный в себя. Был уже вечер, и заходящее солнце наполняло все вокруг бархатом.
„Иуда...он назвал меня Иудой! О, это ли ни знак, что моя мысль о принадлежности ко мраку оказалась верной? И именно в тот момент, когда снова начали появляться эти образы. Он прав, а я все ещё прячусь от самого себя...как мне признать самому себе, что я - зло? Я не могу, я слишком боюсь...себя?”
Напряжение нарастало в его груди, а мысли все лились и лились.
„Вдруг я в один день начну не только думать о зле, но и творить его? И лишь то, что я пытаюсь каждый раз его нейтрализовать, сдерживает меня? Но ведь и зло можно победить, как в доброй сказке...” - эта мысль вдруг ободрила его, и светлый лучик проник в его сердце.
„Да, зло в себе можно убить! Или мне нужно убить себя?...”
Эта мысль внезапно обрушила его опять вниз и словно стала ещё одним камнем стены, что постепенно выстраивалась между Фобианом и тем, что его окружает.
Он не выдержал и начал бежать и сам не заметил, как добежал до леса. Тяжело дыша, он сел у дерева, затылком прислонившись к его стволу. Ветер раскачивал верхушки деревьев, и, образуя вихри, падали вниз листья клёна на уже итак усыпанную землю. В реке купалось отражение заходящего солнца и окрашивало все вокруг в золото.
Фобиан завороженно осматривал окружавшую его природу и впервые за долгое время чувствовал себя в безопасности. Это напоминало ему о состоянии, в котором он пребывает, когда занимается пением: он будто ощущает внутри себя центр, где находится золотое солнце, и с каждой нотой его лучи вытягиваются длиннее, пронзая изнутри плоть и вырываясь наружу, а сам голос летит так свободно и плавно, как освежающий осенний ветер. Эта картина и чувство так тронули Фобиана, что по его щекам потекли сверкающие слезы.
„Господи, почему с самого детства ты мне не дал шанса стать чистым?”
Автор приостановил выкладку новых эпизодов