Если до послезавтрашнего дня у него не появится клиент, то придётся съехать с квартиры и подыскивать другой офис. Ещё ему придётся не есть, не пить и не заигрывать с хорошенькими девчонками, потому что все эти занятия требуют мало-мальских денег, а их у него…
Сева выудил из растянутого кармана треников кошелёк и скрупулёзно пересчитал наличность. «Их» у него оказалось шестьсот рублей и восемьдесят пять копеек.
– Тьфу! – в сердцах плюнул Фокин, вспомнив, что ко всем прочим тратам нужно забрать из ремонта машину, старую, вечно ломающуюся «девятку».
Прислонившись к дереву, к которому цепью был пристёгнут велосипед, Севка набрал отца.
– Папаня, анекдот хочешь? – невесело спросил он, прекрасно зная ответ.
– Конечно, нет, – пьяно икнул папаня в ответ. – На хрена мне твой анекдот?
– Тогда слушай. «Бежит мартышка по лесу и кричит:
– Кризис! Кризис!
Выходит волк из кустов и спрашивает:
– Ты чего орёшь?
– Так ведь кризис же…
– Ну и что? Я как ел мясо, так и буду есть.
Бежит мартышка дальше и кричит:
– Кризис! Кризис!
Выходит лиса из кустов и спрашивает:
– Ты чего орёшь?
– Так ведь кризис же…
– Ну и что? Я как носила шубу, так и буду носить.
Бежит мартышка дальше молча по лесу и думает: «И чего я ору?! Ведь как ходила с голой жопой, так и буду ходить».
– Ты в этой истории волк, лиса или мартышка? – поинтересовался папаня, снова икнув.
– Сам догадайся, – буркнул Севка в ответ.
– Севун, я б тебе занял, но на данный момент я тоже мартышка, – хихикнул папаня и, не попрощавшись, отключился.
Генрих Генрихович Фокин пил давно, много и со смыслом. То есть, не просто накатывал, а всегда находил причину, по которой накатить просто необходимо, а не накатить – преступно.
Ну, например – солнце взошло. Или зашло. Или дождь пошёл. Или – не пошёл. А тут ещё Украина, мать её, за газ не платит. И нефть дешевеет, и вообще – кризис всего цивилизованного мира и нецивилизованного тоже.
В Африке засуха, в Европе наводнение, в Краснодаре вся завязь помёрзла, в Иране президентские выборы, на Садовом пробки, а в Голливуде скончался известный актёр… Поводов накатить находилось столько, что мировые запасы алкоголя казались Генриху Генриховичу мизерными относительно тех проблем, которые нужно было ими «лечить».
– Если человек остро реагирует на жизнь, он не может не пить, – говорил Фокин-старший. – Человек может не пить только если он умер, и то… – тут папаня обычно замолкал и многозначительно подмигивал собеседнику.
Что означало это «и то…» можно было только гадать. Очевидно, папаня свято верил, что накатить он сможет, даже если помрёт.
Севка отца не осуждал.
Потому что помнил – первым поводом напиться для папани стала гибель жены, Севкиной мамы. Севке было всего десять лет, когда маму сбила машина, и он долго не мог осознать горя, которое на него свалилось. Ему казалось, что похороны, могила на кладбище, слёзы родственников и первый запой папани – это чья-то дурная шутка. Это не его судьба и не его боль…
Папаня, вероятно, тоже так думал, потому что, напившись, всегда говорил:
– Вот Валентина наша вернётся, закатим пир на весь мир, Севка! Плясать будем и песни петь!
Севка кивал и резал папане ливерную колбасу на закуску. В какой-то момент он осознал, что мать никогда не вернётся, но ему было тепло и радостно от того, что есть человек, который готов ждать её вечно. Пусть и в пьяном угаре…
Фокин-старший так никогда и не женился, навсегда заменив для себя женский вопрос алкоголем. Севка с благодарностью принял эту замену и никогда не упрекал папаню в бесконечном обилии поводов выпить.
Генрих Генрихович давно пропил комнату в коммуналке, поэтому последние десять лет жил на кладбище, работая там же сторожем. Дополнительно к зарплате он получал небольшую пенсию, но денег всегда не хватало на все мировые катаклизмы. Севка навещал папаню три раза в месяц, затаривая его холодильник продуктами и качественной водкой.
…Фокин сунул мобильный в карман, сел на велосипед и, с бешеной скоростью крутя педали, помчался в офис.
Там он сможет умыться, побриться, переодеться и, наконец, почистить зубы.
Там он всё сможет. Жаль только жить в офисе нельзя – арендодатель был категорически против такого использования помещения. А то можно было бы сэкономить на квартире.
* * *Ровно через пять минут после того, как Фокин привёл себя в порядок, в дверь постучали.
Севка напрягся, как всегда напрягался в ожидании клиента. Но клиенты всегда сначала звонили, а потом уже приходили. Наверное, это баба Люба пришла помыть кабинет. Она мыла его раз в месяц – небрежно и нехотя, – потому что Севкина контора, у которой и названия-то не существовало, кроме «ИП Частный детектив Фокин», была для неё «сбоку припёка» и дополнительная нагрузка к длинным коридорам, широким лестницам и просторным кабинетам огромного проектного института.
Но баба Люба никогда не стучалась, а просто вваливалась, гремя о ведро шваброй.
Севка решил, что это всё же клиент, поэтому быстренько развалился в кресле, закинул ноги на стол и раскурил остаток сигары, который специально держал на случай клиента. Так по мнению Фокина должен был выглядеть настоящий детектив – расслабленно, слегка отрешённо и обязательно в клубах сигарного дыма.
– Войдите! – крикнул лениво Сева.
Дверь распахнулась, в комнату ворвался мужик в белом костюме и сдвинутом на бок, плохо завязанном галстуке. Светлые волосы у мужика стояли дыбом, губы дрожали, а взгляд выражал отчаяние.
Всего этого было так много – мужика и отчаяния, – что Севка слегка отшатнулся. Торопливо затушив сигару, он снял со стола ноги.
– Вы?! – выдохнул посетитель. – Вы занимаетесь частным сыском?!
– И сыском, и частным, и занимаюсь, – попробовал пошутить Фокин, но замолчал, наткнувшись на обезумевший взгляд клиента.
– Тогда докажите, что я не убивал свою жену! Докажите! Я заплачу!! – Мужик начал метать на стол пачки евро, извлекая их из запазухи, из карманов, и – как показалось Севе, – из своих внутренностей.
Клиент был нашпигован деньгами как утка яблоками. Но, несмотря на бедственное материальное положение, Севке стало неуютно под этим обстрелом валюты.
– А вы действительно не убивали свою жену? – поинтересовался он, когда «яблоки» в «утке» закончились, а на столе образовалась приятная глазу розовая горка.
– Действительно! – заорал мужик так, что со стены упал календарь. – Я действительно не у-би-вал свою жену! Я… я… я… – Он рухнул на стул и горестно схватился за голову. – Я не знаю, кто это сделал, но милиция подозревает меня! С меня даже взяли подписку о невыезде. Господи, да они все просто уверены, что это сделал я!!!
Ситуация называлась «клиент созрел», и Сева осторожно пощупал ту пачку евро, которая лежала к ближе к нему.
– Давайте по порядку, – вкрадчиво начал он. – Во-первых, успокойтесь. – Фокин придвинул к клиенту стакан и графин с водой, в свежести которой не был уверен.
– Я спокоен. – Мужик выпил воду прямо из графина, а остатки вылил себе на голову, намочив волосы, пиджак, расхлябанный галстук и брюки. – Я спокоен как танк.
– Скажите, откуда вы обо мне узнали?
Клиент нервно порылся в кармане брюк, словно снова отыскивая там пачку денег, но вместо евро вынул визитку и показал её Фокину.
– Вот, – сказал он. – Тут написано «Всеволод Фокин, частный детектив». Это ваша визитка?
– Моя. – Сева с удивлением покрутил картонный прямоугольник в руке. – А откуда она у вас?
– Девчонки дали, которые живут по соседству от того места, где убили мою жену. Узнали о моём горе и дали эту визитку, сказав, что вы хороший специалист.
– Постойте! – подскочил Сева. – Так вы Говорухин? Банкир?!
– Меня зовут Александр Петрович, – поморщился Говорухин, словно собственное имя внушало ему отвращение. – Да, я банкир. Раз вам известна моя фамилия, значит, обстоятельства дела вам тоже известны. Моя жена Жанна вчера зачем-то приехала в квартиру своей бабки, которая на тот момент находилась в больнице, а около полуночи Жанну с проломленной головой обнаружила соседка. Кто-то зарубил мою жену кухонным топориком. В квартире не нашли следов присутствия постороннего человека и поэтому, слышите вы, – именно поэтому! – парни из уголовного розыска сделали вывод, что жену убил я! Типа следов борьбы нет, убитая сама открыла преступнику дверь, не испугалась его, не запаниковала, спокойно повернулась к убийце спиной, а значит, это был её муж! Бред!!! – Говорухин вскочил и пробежался по комнате как хомяк по стеклянной банке – не видя стен и натыкаясь на них то и дело. – Бред! – Он сел снова на стул. – Бред, бред, бред! Разве можно так тупо мыслить?