– Сходи к Фреду. Он не такой уж плохой, он …
– Ты шутишь.
– Лалли, я не шучу, – защищаясь, сказала она.
– После того как он оскорбил нас…
– По правде, он нас не оскорблял …
– Дорогая, он сделал это.
– Да, но… – она спорила и начали появляться пятнышки. – Лалли, мне случайно стало кое-что известно. – Его встревожили ее краснеющие глаза.
– Что же, дорогая? – подсказал он с нарочитой мягкостью.
– Они затягивают вокруг нас петлю. Не перебивай, это так. Ты бы видел, как на меня пялятся каждый раз когда я хожу в мясную лавку.
– Кто?
– Все. Миссис Блай, миссис Кассиди и особенно та, у которой старый «паккард», с другой стороны улицы, возле угла.
– То есть, как это, пялятся?
– Вот так, пялятся. Я могу разобрать, когда кто-то пялится а когда нет. Они смотрят на меня так, будто я только приехала в страну.
– Они всегда так смотрели.
– Нет. Это именно то, что я пытаюсь тебе объяснить. Кто-то говорил с ними о нас. Я чувствую, что это продолжается. Они затягивают петлю вокруг нас, это яснее ясного. Лалли, поверь мне, они собираются вымести этот район начисто, даю голову на отсечение.
Он встревожено посмотрел на крошку, которую запихнул под ноготь.
– Что я хочу знать, – продолжила она, – так это с какой стороны метлы окажемся мы. Лалли, мы не можем сидеть, сложа руки.
Не встречаясь с ней взглядом, он сказал: – У них ничего не выйдет. Не беспокойся. – Он решительно поднял глаза.
– Что мы будем с этим делать?
– Делать нечего, только игнорировать их. Дорогая, просто так они меня не выгонят.
– Значит, игнорировать их.
– Да, просто не обращай никакого внимания.
– Хорошо, а вообще, зачем тогда я здесь? Ты рассказывал, что это такой хороший квартал, тут такие приятные люди. Я думала, у нас будут друзья, вечеринки, какие-нибудь развлечения. Я живу как лошадь, которая каждый вечер после работы возвращается в стойло.
– Мы же бываем в разных местах?
– Лалли, просто ты не такой, ты к этому не приспособлен, – сказала она и он ощутил, как она была права. – Ты не танцуешь, ты не умеешь пить, ты… просто ты не такой. – Она увидела что он покраснел. – Я не жалуюсь на это, – я не для этого вышла за тебя замуж. Правда, не для этого. Но я все же думала, что ты будешь другим…
– Но я…– слабо начал он.
– Но у тебя нет друга в квартале. Лалли, у тебя нет друга.
– Но, дорогая, я не обманывал тебя. Я ходил играть в кегли с Фредом, и… Он увидел жилу на ее шее.
– Об этом я и говорю. Если честно, ты можешь представить, что теперь в этом квартале тебя кто-нибудь пригласит к себе?
Он думал.
Она поняла, что убедила его.
– Именно это я имела в виду, – подвела черту она и удовлетворенно откинулась на спинку. – Или мы переедем и найдем новых друзей или мы найдем кого-нибудь здесь.
– Хорошо, я… я… – начал он рассеянно, – я… лучше всего в воскресенье. В воскресенье люди не сидят дома. Блай неплохой парень. Мы что-нибудь придумаем, мы… – Но он представил себе воскресенье и замолчал.
– А что будет, если он не захочет? – спросила она.
Теперь он посмотрел на нее. Он заговорил тонким голосом, как всегда, когда оправдывался. – Ну не все же они в организации.
Она наклонилась вперед и оперлась на локти. – Лалли, – сказала она тихо и терпеливо, – люди не пялятся на тебя так, если их не подговорили.
Она снова откинулась назад и посмотрела в его застывшие глаза. Ее голос стал грустным. – Лалли, я думала, ты устроишь мою жизнь. Я думала, что не буду ходить на работу и буду заниматься домом. У меня даже не было возможности приготовить тебе что-нибудь. Я хорошо готовлю. Я даже не могу повесить новые занавески. Все что было, так это только неприятности и неприятности.
Она ждала, но его взгляд не изменился.
– И я не против работы, – сказала она через минуту.
Он не отвечал. Она прикурила следующую сигарету и, выдувая дым, бесцельно глянула в сторону двери.
Он долго рассматривал ее профиль. Потом сказал: – Дорогая? Выдыхая дым, она повернулась. Он видел, что она подавляла свой интерес к тому, что он собирался сказать, и знал, что она хотела бы обсудить ее уход с работы. Он должен был спросить, не поэтому ли она вышла за него замуж, но каким бы ни был ответ, он бы ничего не изменил, поэтому он продолжил. – Я хочу рассказать тебе еще кое-то, – сказал он.
– Что?
– Представь себе, что я пошел к Фреду?
– Да.
– Давай, я начну по-другому. Тогда я разговаривал с Финкельштейном.
– Да.
– Я знаю наверняка, что он не собирается переезжать отсюда что бы ни произошло.
– Если у него никто ничего не будет покупать, он очень быстро уедет отсюда. Они не задерживаются там, где нет денег.
– Но у него покупатели в районе четырех кварталов отсюда.
– И у Фронта тоже есть члены в районе четырех кварталов отсюда. Они сделают так что он и гроша в день не заработает.
– Сомневаюсь. Большинство людей не пойдут за десять кварталов в другой магазин лишь бы насолить ему.
– Они и милю пройдут, если будет подстроено так, что будет стыдно, чтобы тебя увидели выходящим из этого магазина.
– Сомневаюсь.
– Ты можешь сомневаться, но я говорю, что так бывает. В Лос-Анджелесе они везде так делали с евреями.
– Правда?
– Ну да. Ты же не покупаешь у него.
– Да, но… ну, я держусь стороны не потому, что мне так сказали.
– Тогда почему же.
– Ну, я просто не поладил с ним, вот и все.
– Ты ладил с ним, пока Фронт не начал говорить, чтобы ты не ладил с ним, ведь так?
– Ну, нет, я… – Он запутался. Действительно ли он делал именно то, что его заставляли делать. Он не смог сразу вспомнить, когда он решил больше ничего не покупать у него.
– Вот так это и делается, – сказала она. – Люди просто решают, что покупать у него небезопасно и очень скоро он банкрот. А вот что я не понимаю, так это почему ты не пойдешь к Фреду и не расскажешь ему что ты по этому поводу думаешь и не разделаешься со всем этим. Мы напрасно страдаем. Не понимаю, почему ты это не сделаешь.
– Потому что я… ну, я не верю, что Финкельштейн уедет отсюда, пока они не изобьют его так сильно, что он ничего не сможет сделать, кроме как закрыться.
– Ну и?
– Ну… я не думаю, что это правильно. Я хочу сказать, что не знаю хочу ли ввязываться во все это.
– Да, но если они узнают твою точку зрения, тебе не нужно будет ни о чем беспокоиться.
– Но я говорю о том, правильно ли это будет, если они изобьют Финкельштейна?
– Ну, ведь он сам напрашивается, правда? Они то и дело предупреждают его, чтобы он переехал.
– Я знаю, но…
– Когда человека предупреждали, это не то же самое, как если бы они набросились на него без предупреждения.
– Ты не понимаешь, о чем я говорю, – объяснил он, – я задаю себе вопрос правильно ли это с их стороны даже предупреждать его.
– Ну… что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду… ну, возьмем, например, нас. Думаю, ты согласна, что нас предупредили. Фактически два раза…
– Да, и именно поэтому я говорю, чтобы ты шел к Фреду.
– Подожди минуту, дай мне закончить. Нужно посмотреть с обеих сторон. Нас предупредили. Как тебе кажется, теперь они имеют право указать нам, где мы должны жить?
– Да, но ведь мы же не евреи, правда?
Он не мог ее переубедить. Он не знал как заставить ее понять и почувствовал, как непривычен ход его мыслей и что никто кроме него не смог увидеть происходящее под таким углом. Она продолжала говорить…
– …этот район. Никто не просил его сюда приезжать, правда? Он знал, что в этом районе живут христиане. Ты же не будешь с этим спорить?
– Да, но… Вот что я имею в виду. Если бы был такой закон, я бы сказал, что все правильно. Но это небезопасно, когда какие-то люди сами решают такие вещи.
– Если бы так поступало больше людей, ты бы не задумывался. Вот увидишь, придет время, когда будут особые районы из которых им будет запрещено выезжать, или даже специальные штаты.