Ньюмен понял, что эти пятеро сопровождали продающего газеты старика. Ему достаточно было только взглянуть на них, чтобы все понять. Они не слонялись без дела. Они наблюдали за вестибюлем. На секунду его глаза задержались на лице мужчины постарше. Затем он вышел за Гертрудой. Она шла быстро.
Теперь их окружила ночная темнота. Снова он прислушался к ее каблукам, цокающим с ним не в ногу.
Они молча прошли два квартала и подходили к третьему, когда он заговорил.
– Я не знал, что было в репертуаре, – извинился он.
Она резко выдохнула через нос.
– Герта, перестань быть такой.
До сих пор он не брал ее за руку. Он осмелился сделать это сейчас, как будто опасаясь, что она может от него убежать. Она вырвала свою руку. Теперь они шли довольно быстро.
– Герта, ради Бога, что ты от меня хочешь?
Она снова выдохнула воздух через нос.
– Прекрати! – сказал он резко, и схватил ее за локоть. Она остановилась и в темноте посмотрела на него.
Спокойно, очень желая, чтобы она ему поверила, он сказал: – Не глупи. Ничего не случится.
Она повернулась и снова пошла, но теперь более официально. Он продолжал держать ее за локоть, потом скользнул рукой под ее руку и прижал ее ближе. – Герта, мы ни в чем не виноваты.
– Ты не принимаешь этого всерьез. Никогда не принимал.
– Не понимаю, что ты хочешь, чтобы я принимал серьезно…
– Иди и поговори с Фредом. Я хочу чтобы ты пошел, слышишь меня? Они просто дожидаются конца войны, чтобы развернуться.
– Мне больше нечего сказать Фреду.
– Тебе много есть чего сказать. – Она говорила в такой всеобъемлющей тишине, что казалось, будто их подслушивает окружающая темнота. Пустыри между домами тонули в черных, сгорбившихся над кучами привезенной земли, тенях. Машин на дороге совсем не было, только изредка проезжал какой-нибудь большой грузовик. Ее голос был полон силы. По тому, как она выставила свою голову вперед, он мог представить, как сейчас были напряжены ее глаза. Он подумал, что так она была похожа на мужчину. – Тебе есть много чего сказать, – утвердительно кивнув, повторила она, – много чего.
Он не знал, что ей ответить. Они уперлись в ту же глухую стену. Они продолжали молча идти.
– Ты меня слышишь? – настаивала она.
Он подождал мгновение, обдумывая свои окончательные слова. Ему хотелось, чтобы сейчас они не были одного роста, а, чтобы он был выше нее, и мог авторитетно посмотреть на нее сверху вниз и заставить ее согласиться. Он вообще не смотрел на нее и говорил в такт своим размеренным шагам: – Герта. Я собираюсь сделать только одно.
Она слушала. Она почувствовала его решимость.
– Я собираюсь жить так, как жил всегда. Я не собираюсь многого менять. Думаю, ты понимаешь, что я не верю в то, во что верит Фронт. Мне кажется, что по-настоящему я никогда и не верил.
– Дело не в том, во что они верят…
– Понимаю, но дело именно в этом. Они делают то, во что верят. Даже если бы они решили, что со мной все в порядке, я все равно не смог бы их поддерживать.
– Не смог бы?
– Нет.
Они пересекли четвертую улицу. В двух кварталах от них, он разглядел тусклый свет в магазинчике. Теперь он начал глубже вдыхать и шагнул на тротуар. – Я не смог бы, – сказал он, – и ты тоже не смогла бы. Ты слишком хороший человек.
Она не отзывалась. Он ждал. Он чувствовал, как ее разум подыскивал слова.
– Лалли, ты слишком много говорил с ним, – неторопливо сказала она, слабо кивая на свет впереди.
– Последний раз, когда я попросил его выехать, – быстро заверил он ее.
– Если послушать их, они никогда не делают ничего плохого. Они всегда невинные ягнята, как в этом кинофильме. Однако там не показывают то, что они делают на самом деле.
– Герта, ты не права. В этом ты не права.
– Ты слишком много говорил с ним.
– Я не говорил с ним слишком много. – Его голос стал выше, что свидетельствовало о его несогласии. – Тем не менее, я сам думал. И ты тоже должна подумать. Просто я не считаю, что это правильно, чтобы какие-то люди шатались вокруг и избивали их. Я не считаю, что это правильно и не буду иметь с этим ничего общего.
– Ты не видел, чтобы Фред шатался по улицам. У него есть положение. Ты не воспринимаешь это достаточно серьезно. А я говорю и говорю тебе об этом.
Они пересекли пятую улицу и шагнули на тротуар. – Я рассказал тебе все, что мог, – сказал он. – У нас есть дом и хорошая работа и… И думаю если война скоро закончится, ты сможешь перестать работать.
На самом деле он не собирался говорить этого, но получилось хорошо, – ее рука смягчилась, и она привлекла его ближе к себе.
– Ты это серьезно? – возбужденно спросила она.
Она сейчас наверняка улыбается, счастливо подумал он. – Конечно, милая, я…
Этот звук был слабым. Легкий удар от падения капли дождя. Но он прозвучал. Слова замерли у него на языке и он остался с открытым ртом. Он снова его услышал. Слабый стук подошв по тротуару. Их несколько… в ногу… теперь не в ногу…
Позади него. Возможно в четверти квартала. Несколько… он не смог разобрать точно, сколько их быстро шагало по тротуару. Он подсчитал их… пара… две… три… сбился со счета и ритм шагов смешался. Она приподняла голову. Машинально их походка снова стала очень неестественной. Они незаметно – по сантиметру на шаге – стали идти быстрее.
Почему-то он не сомневался, он знал это… Между идущими позади и им самим существовала мысленная связь. Группа людей никогда не идет без разговоров. Их молчание позади, заставляло темноту дрожать, и эта дрожь передавалась его спине.
Они пересекли шестую улицу, поднялись на последний тротуар. На следующем углу они повернут налево в свой квартал. Ньюмен увидел желтый свет магазина который манил к себе, как двери в конце коридора во сне. Свет заполнил его сознание, ослепил его надеждой в то время, как за спиной стучали шаги. Они шли к Финкельштейну. Это именно так. Если они преследовали именно его, то, чтобы напасть, это место было не лучше и не хуже любого другого. Например, раньше, там, где пустыри занимали полквартала. Сегодня они шли к Финкельштейну. Бедняга… ну, он не должен был селиться там, куда его никто не звал. Хотя нехорошо будет, если малышка все еще там, но уже поздно и возможно она уже спит. Слава Богу, что есть Финкельштейн. Представить только, что в квартале не было бы никого такого… Теперь ему придется бежать, бежать, как он только может быстро… Бедняга, бедный еврей… Эти парни были крепкими, их мышцы так и выпирали из-под свитеров – спортивные ребята. Кем был тот мужчина постарше? Именно так они это и делают. Мужчина постарше для руководства, чтобы ребята не перестарались. Господи , они не спешили! Шли совсем медленно. Почему они не идут быстрее, не догонят и не перегонят его и не пойдут дальше? Толково. Наверное, они выжидают позади, чтобы дать им возможность зайти в дом, прежде, чем они приступят к делу. Нельзя, чтобы им пришлось слоняться вокруг магазина. Пришли, а потом, бац. И время самое подходящее. На улицах никого. Может нужно остановиться и пропустить их вперед, теперь они были уже гораздо ближе, не больше, чем в десяти метрах, если не ближе. Нет, он не мог остановиться здесь в темноте. Не замедлять шаг. Не подпустить их, так близко, чтобы они заговорили. Продолжать идти. Боже, но Герта и умеет ходить. Ее рука, как камень. Ее сердце… ее сердце не должно так биться, подумал он… Почему сердце у нее бьется как…?
Они вышли на угол и, почти не замедляя шаг, повернули, продолжая идти по своему кварталу. Они были на противоположной от магазина стороне улицы. Компания позади них, как раз теперь должна была переходить, переходить… как… раз… теперь.
Теперь.
Теперь.
Теперь!
– Эй, Мойша, куда это ты так спешишь?
Это был тот мужчина постарше… низкий, флегматичный голос. Широко шагая, он ни разу не споткнулся, Гертруда крепче прижалась к нему. Это было недостойно. Несмотря на весь свой страх, он отказался идти быстрее, они шли уже достаточно быстро, – вот если бы шел дождь, тогда они с Гертрудой могли бы пробежаться до самого дома.