Жестокая ирония судьбы заключается в том, что последним единственным потомком Томаса Сатпена, так мечтавшего создать династию, оказывается полуидиот-негр, сын Чарльза Этьена, который в конце концов сжигает этот старый полуразрушенный дом.
"Является ли Сатпен совершенно извращенным человеком или его нужно жалеть?" — спросили однажды у Фолкнера. На это писатель ответил: "На мой взгляд, его надо жалеть. Он не извращенный человек — он аморален, он жесток, он абсолютно эгоцентричен. На мой взгляд, его надо жалеть, как надо жалеть каждого, кто игнорирует человека, кто не верит, что принадлежит к семье человеческой. Сатпен не верит в это. Он собирается получить то, что ему хочется, потому что он достаточно сильный, а я полагаю, что подобные люди рано или поздно гибнут, ибо человек должен принадлежать к семье человеческой, должен нести свою часть ответственности за семью человеческую".
В этих словах выражен гуманистический пафос романа — нельзя игнорировать человека, его личность, каждый должен нести свою часть ответственности за семью человеческую.
12. Развенчание легенды
8 декабре 1935 года в семье Фолкнеров произошла трагедия. Косвенным виновником случившегося считал себя Уильям. Это он привил свою любовь к авиации младшему брату Дину, оплачивал его уроки и тренировки. В конце концов Уильям купил Дину самолет, и тот стал профессиональным летчиком.
Они не раз выступали вместе. В октябре 1935 года оксфордская газета «Игл» сообщала: "Летающие братья Фолкнеры, Билл и Дин, будут выступать в воздушном представлении на Маркетт-филд в следующую субботу и воскресенье". Они должны были демонстрировать фигуры высшего пилотажа и катать пассажиров. Уилли Джонс, "единственный в мире негр-парашютист", тоже должен был участвовать в представлении.
9 и 10 ноября Дину предстояло выступать в воздушном цирке в Понтококе. Уильям не смог поехать туда вместе с братом, он не хотел отрыватся от работы над рукописью романа "Авессалом, Авессалом!". Субботние полеты прошли как обычно — Дин показывал фигуры высшего пилотажа, катал на своем самолете фермеров, которым было интересно посмотреть с воздуха на свой клочок земли. А в воскресенье произошла катастрофа — самолет разбился, и Дин Фолкнер погиб.
Незадолго перед этим Дин женился, и в семье вскоре должен был появиться ребенок.
Горе всей семьи было безутешным, но особенно остро переживал эту потерю Уильям.
Джек, приехавший в эти дни в Оксфорд, был поражен и встревожен состоянием Билла. Он никогда не видел старшего брата в таком подавленном настроении. Он пытался утешить Билла: "Ты не должен так терзать себя. Ты не виноват в том, что произошло. Ты не несешь за это никакой ответственности". — "Не несу, — соглашался Билл, — но это я купил самолет, и я платил за его обучение".
Атмосфера в доме была гнетущая. Работа над романом "Авессалом, Авессалом!" шла плохо. С деньгами опять было туго, а впереди Фолкнер предвидел новые немалые расходы. Он знал, что теперь ему придется содержать и семью погибшего Дина — его жену и будущего ребенка.
И как раз в эти дни пришло новое предложение от Гоуарда Хоукса. Нужно было переделать сценарий для студии "Твенти Сенчюри Фокс", и он добился того, чтобы на эту работу пригласили Уильяма Фолкнера с гонораром тысяча долларов в неделю.
Это выглядело как выход из создавшегося положения, и Фолкнер согласился. Уже 16 декабря он был в Голливуде. Здесь ему пришлось работать вместе со сценаристом Джоэлом Сайром, большим, веселым и шумным мужчиной. Фолкнер сразу же покорил Сайра, спросив его: "Когда мы будем начинать работать? В пять утра или в шесть? Я ведь привык работать как фермер". Фолкнер поражал Сайра своей работоспособностью. В Голливуде считалось прекрасным результатом, если сценарист делал за день страничек пять. Фолкнер писал иногда по 35 страниц.
Когда они считали дневную работу законченной, Сайр обычно просил Фолкнера рассказать ему что-нибудь о Сноупсах. "Голова у него, — вспоминал впоследствии Сайр, — была полна всевозможными историями о семействе Сноупсов. Я ждал конца работы в предвкушении удовольствия от его рассказов".