В С.-Петербурге, 20-го января 1772.
Сиятельнейший Граф
Милостивый Государь!
Пользуясь отправлением нынешней стафеты, имею честь послать к вашему сиятельству реляции из Первой Армии и из Польши. Теперь, милостивый государь, упражняюсь я в переводе с полученного на сих днях ответа из Берлина, на известный наш контрпроект. Надеюсь изготовить сие отправление к будущей почте, и ласкаю себя, что оное принято будет от вашего сиятельства новым знаком беспредельного моего к вам усердия, с коим, равно как и с глубочайшим моим почтением, во всю жизнь мою пребуду.
22-го января 1772.
Сиятельнейший Граф
Милостивый Государь!
Новое и великое явление открылось для Дании, сего месяца 6-го дня. Королева, фаворит ее Струензе, и множество других особ, арестованы. Она отвезена в Кроненбергскую крепость, а прочие в Копенгагенской содержатся, под строжайшим караулом; а каким образом происходило сие приключение, о том имею честь для вашего сиятельства, включить здесь выписку из письма нашего поверенного там в делах, графа Местмахера. К оному остается прибавить только то, что на Графа Ранцау, как на производителя дела сего, надет орден Белого Слона, и что у Струензе нашли 800,000 а у графа Бранта 300,000 Датских талеров, или наших рублей.
Можно сказать, милостивый государь, что история нашего века будет интересна для потомков. Сколько великих перемен! Сколько странных приключений! Сей век есть пряное поучение царям и подданным!
Надеясь сделать угодное любопытству вашего сиятельства, имею честь приложить здесь перевод, напечатанный с некоторой новой французской пиесы. Оную приписывают Вольтеру, а переводил Берг-Коллегии судья Беклемишев, которого я совсем не знаю.
С глубочайшим почтением и беспредельною преданностию во всю жизнь мою пребуду.
В С.-Петербурге, 26-го января 1772
P. S. Здешний генерал-полициймейстер получил от брата своего партикулярное письмо, в котором уведомляет, что в Камчатке был бунт. Ссылошные люди возмутились, убили воеводу, пограбили город, учинили новую присягу Его Высочеству, и сев на лодки, поплыли в Америку, будто завоевывать ее великому князю. Для усмирения сих глупых мятежников, отправлен был секретно курьер в Прилуцк, к господину Брилю с рескриптом, коего копия здесь прилагается.
Сиятельнейший Граф
Милостивый Государь!
Пребывающий здесь Прусский министр получил от короля, своего государя, депешу, из коей выписку здесь, в переводе, приложить честь имею. Ваше сиятельство изволите усмотреть из оной, что отторжение Крыма подвержено великому затруднению; но мы уже далеко вошли в сие дело, и я не чаю, чтоб наш двор согласился бросить предприятое толь твердо намерение, в рассуждении Татарской независимости. По крайней мере, до сего часа не взираем мы ни на советы Венского Двора, ни на упорство явного неприятеля нашего, который, как видно, всю свою надежду на Австрийцев полагает. Правда, милостивый государь, что по всему судя, кажется нельзя миновать новой войны: ибо, с одной стороны, нет сомнения, что Венский Двор не престанет делать преграды нашему с Турками примирению, а с другой стороны, видит, что Король Прусский воевать уже решился. Продолжение войны нам тягостно, но не легко будет и Цесарцам, когда друг наш с ними разделываться будет.
Датские дела становятся ныне особливого внимание достойны. Надеясь, что известия об оных вашему сиятельству угодны будут, привял я намерение пересылать к вам, милостивый государь, копии со всех датских депешей, как здесь получаемых, так и отсюда отправляемых. Вследствие чего, имею честь включить здесь два письма из Копенгагена и одно ответное отсюда.
Здесь следует полученная на сих днях реляция из Второй Армии.
Принеся нижайшее благодарение за милостивое письмо вашего сиятельства, от 23-го сего месяца, пребываю в прочем с глубочайшим почтением и совершенною преданностию.
В С.-Петербурге 31 января 1772
A.
Перевод Королевского письма, писанного к Его Британскому Величеству, из Христианбурга, от 17-го января 1772.
Государь мой, Брат и Шурин!
Как я, по необходимым и важнейшим причинам, касающимся до блаженства собственного моего и областей моих, доведен до горестной, но неизбежной надобности, удалить от Двора и персоны моей королеву, супругу мою, а вашего величества сестру; то не хотел ни мало умедлить уведомлением вас о сем поступке, с таким, однакож, уверением, что сие отнюдь не нарушит дружбы и доброго согласия, пребывавшего счастливо между обоими королевскими домами, столь тесно соединенными родством и общим наших корон интересом. Неудовольствие мое, в рассуждении королевы, супруги моей, как бы справедливо ни было, она однакож трактована будет со всеми ее породе приличествующими уважениями, о чем и прошу ваше величество быть уверенными, равно как и о тех сентиментах, с коими навсегда пребуду.