Путешественник наш выдержал жестовую болезнь в Риме. Он нетерпеливо желал возвратиться в Россию и спешил в Москву к отцу и ближним своим. Но следствия сей болезни задержали его на возвратном пути в Вене, из коей он, в Июне 1785 года, ездил в Баден на воды. Вот что писал он тогда о себе и о своем здоровье:
Вена, 2/13 Июня, 1785.
«Третьего дня приехали мы сюда благополучно, милостивый государь батюшка! Мы ласкались было получить здесь письма ваши; однако почта пришла и к нам не привезла ничего. Пребывание наше в здешнем месте полагаю я две недели. Я конечно бы и скорее уехал, но близ Вены есть теплые бани в городке Бадене, куда славный здешний медик г. Столле присоветывал мне дней на десяток съездить. После моей болезни в Риме остались некоторые обструкции, кои всеконечно развести надобно, а сии воды весьма к тому удобны.
Ты, мой друг сердечный (сестра его) Феня, жди от меня письма побольше из Бадена, куда я перееду после завтра. Я ездил туда сего дня и нанял несколько комнат поденно, потому что больше десяти или двенадцати дней не проживу, как мне и сам доктор предписывает, – Император в Италии. Мы его здесь уже не застали. – Посол наш принял меня очень хорошо, Вчера был я у него на превеликой ассамблее, где посадил он меня играть в ломбер с дамами. Бог благословил мое праведное оружие, и я обыграл их как нельзя лучше. – Путешествие наше начнем между 15 и 20 нынешнего месяца нашего стиля; а как в дороге месяца довольно, то и считаю я быть у вас между 15 и 20 июля. Отсюда на пути в Россию останавливаться негде; я поеду день и ночь. Коляску купил я здесь очень хорошую, в которой спать можем. Сказывают, что от Кракова до Москвы нет пристанища и с нуждою питаться можно. Если найду здесь хорошего повара, то возьму с собою. Правду сказать, что от самой Венеции было плохо; удивительнее же всего то, что в Вене, столице императорской, трактиры так мерзки, что гаже, нежели в доброй деревне. Теперь мы считаем себя уже на нашем краю, потому что горы проехали. В стороне, по которой мы ехали, они не высоки и с Тирольскими нет сравнения. На горы обыкновенно поднимали нас быки, которых по шести к лошадям припрягали. Быки очень способны тащить на гору: первое для того, что они сильнее, а второе потому, что они характера упрямого и так упираются, что кареты и крутизны не допускают ползти назад.
За неоставление К. (Клостермана) покорно благодарю. Он пишет во мне, что в Москве тысячи на три продал. Я отправил к нему со всячиною семнадцать больших ящиков. Ласкаюсь, что тут мы с ним свой счет найдем».
Баден, 12/25 Июня, 1785.
«В последнем письме моем из Вены от 2/13 сего месяца, вы, милостивый государь батюшка, видеть изволили, что после жестовой моей болезни в Риме остались еще у меня обструкции, которые славный здешний доктор Столле советывал мне развести здешними банями. Мы теперь живем здесь неделю, но со дня вашего сюда приезда время стоит такое скверное, как у нас в самую негодную осень, и я по несчастию был в банях один только раз.
Тебе, друг мой сердечный сестрица, скажу, что седьмой день стужа, дождь и вихри непрестанно нас мучат, и что я хотя живу здесь для бань, но если бы в сего обстоятельства не было, то все за такою мерзкою погодою ехать бы не мог: замучил бы и себя, и людей, и лошадей. Видно, что мы простились с нынешним летом за горами и что больше его не увидим. Надобно думать, что сие время и у вас нехорошо: мы живем здесь очень скучно. Лучшее здесь упражнение должно б быть гулянье; но как гулять в грязи и под дождем, который ливьмя льет? Мы набрали из Вены книг, которые всю нашу забаву составляют. Жена читает, а я слушаю. Доктор писать мне не велит, и я сие письмо пишу не вдруг, а помаленьку. Сей самый резон мешает мне писать и к графу Петру Ивановичу; со всем тем, также помаленьку, напишу я в нему на будущей неделе. В рассуждении моей пищи осудили меня на пощенье: запретили мясо и вино. Ужин отнят у меня еще в Риме. Одна отрада осталась та, что позволяли мне в сутки выпивать по две чашки кофе, да и тут жена много хлопочет, считая, что сие позволение я у доктора выкланял, а не сам он на это согласился. С нетерпением желаю быть у вас. Ласкаюсь, что природный климат, присутствие любезных моих ближних, образ жизни, к которому я привык – что все сие, делая удовольствие душе моей, доможет в телу придти в лучшее состояние; ибо я предоставляю вам сказать на словах, что я в Риме вытерпел, а на письме огорчать вас не хочу; но должен однако, мой друг сестрица, то сказать, что следствия моей болезни сделали употребление бань необходимым, и я, победив рассудком неизреченное желание скорее всех вас видеть, решился твердо недели две пожертвовать моему выздоровлению, считая, что все вы, друзья мои, одинакого со мною мнения, то есть, что лучше увидеть меня неделю другую попозже, да поздоровее. Скуку здешнюю разделяет со мною жена моя. Ее ко мне дружба составляет все мое утешение».