О всех моих обстоятельствах точно сведать можешь от того, кто отдаст тебе письмо сие. Четыре месяца был он свидетелем моей жизни и принимал участие во всем, что со мною ни случалось. Склонности и сходство нравов соединили нас так много, что произошло оттуда истинное дружество. Рассуди из того, что и от вас он должен быть так принят, как мой друг. Он в Москве чужестранец, так, как я здесь, и если будет он иметь на первый случай нужду занимать деньги, то пожалуй, попроси от меня батюшку, чтоб он его в таком случае не оставил и рекомендовал бы его тем, у кого есть деньги. Четыреста душ, которые он имеет, кажется, кредит ему сделать могут,
Впрочем, красноречивое твое увещание меня утешило. Ты имеешь великой дар увещевать других, и я стал сам от того веселее. Совсем тем ты напрасно думаешь, что жизнь твоя хуже моей. Я того понять не могу: веселья у вас гораздо приятнее, нежели здесь, и наши, поверь, стоют не меньше ваших. Здесь деньги на одном месте сидеть не любят.
Не опасайся неудачи писать стихи. Можно ли, чтоб ты написала худо! А я оставил теперь намерение послать то, что делал. Боюсь опять выговоров; только истинно кажется бы не за что. Если любопытна, то спроси Василья Алексеевича: он знает все то, что я писал и что теперь делаю.
Сегодня при Дворе маскарад, и я в своей домине туда же поплетусь. Вчера была французская комедия „Le Turcaret“ и малая „L'esprit de contradiction“. Скоро будет кавалерская; не знаю, достану ли себе билет. Впрочем, все те ангажированы, которые играют в маскарадах.
Я играю на своей скрипке пречудным мастерством. Нынче попалась мне на язык русская песня, которая с ума нейдет: Из-за лесу, лесу темнаго; натвердил ее у Елагиных. Меньшая дочь поет ее ангельски. Аргамаков едет в Москву с Кариным. Ежели он к вам будет, то, пожалуйте, поблагодарите за его дружбу, которою я здесь пользовался; он у меня в болезнь мою почти дежурил».
С.-Петербургь, 22 февраля, 1764.
«Вчера полученные вести были для меня не новы: я знал, что этому быть должно, так, как и к тебе писал обстоятельно. Я от него получаю письма, и вчера получил. Из всякого вижу, что он единственно одну склонность имеет причиною сего намерения. Я его знаю очень хорошо и клянусь тебе, что он достоинства имеет. Живучи с ним почти вместе, я имел довольный случай узнать его. Пьянства, мотовства не опасайтесь: этих пороков у него нет. О достатке его знаю только то, что он имеет четыреста душ, которым также участница маленькая сестра его. Может быть, что он и безденежен; только имея такие деревни, можно иметь и столько денег, чтоб содержать себя честным образом. Впрочем, с моей стороны я должен тебе признаться, что почитаю его достойным быть мне зятем. Единственное обхождение его со мною подавало мне случай узнать его мысли. Он действительно не имел намерения жениться, и, бывало всегда говаривал, что, инея чем жить, предпочитает лучше ехать в чужие края; да сверх того я клянусь, что он, кроме склонности никакого другого интереса не имеет. Возможно ли сравнивать его с Оз…, как то делают батюшка и матушка в письме своем? Этот человек имеет воспитание, и его можно назвать on homme de sentiment; а тот, кроме подлых мыслей, никаких сентиментов не имеет. Этот имеет благородное сердце и за честь свою действительно склонится жертвовать жизнию; а тот не знает совсем, что такое совесть. Сверх того, я уверяю, что он будет мне другом всегда, сделается ли дело, или нет. Я зная точно, что он с своей стороны, в том и другом случае, дружбы своей ко мне не отменит. Il est extrêmement amoureux de vous: вот причина всему. Письма его-то больше доказывают, и как нельзя не быть в том совершенно уверенными. Уведомьте меня на счет вашего намерения.
Отпуск мой не знаю еще когда быть, может. Видно, что князь М. М. (Голицин) ничего о том не писал, потому что князь А. М. (Голицын) никак о нем не отзывался, а самому мне писать нельзя, потому что, ежели должен я дожидаться конца батюшкина дела (о успехе которого знает теперь только один Бог), то проситься еще рано. Если б я получил от вас что-нибудь решительное, то по тому бы и поступать стал; а то есть ли способ сообразить получаемые мною письма? батюшка пишет, чтоб я старался об отпуске, однако не оставлял бы на второй неделе стараться и об его деле, а матушка изволит писать так, как бы мне совсем проситься должно. Дунаю при том, чтоб и извозчики не ввели как на дороге в прорубь и не разбили бы лошади. Не знаю, что мне и делать.
Мне очень смешно, что ты считаешь меня влюбленным. С Аргамаковым писал я шутя, и божусь, что ни мало дух мой не беспокоится. Да и в кого здесь влюбляться? Все немки, ходят бледны, как смерти. Поди Христа ради! что ты на меня клеплешь, а что всего досаднее, и пеняешь! Не подумай еще того, Бога ради, что я теперь лукавлю. Да для чего бы это? Балет же для трагедии отдал я Бакуниной, у которой муж есть лет с двадцать,