II. ИЗ ВВЕДЕНИЯ К ТОМУ ЖЕ СОЧИНЕНИЮ
Я не ласкаюсь приобретением славы творцев первостепенных, и не ищу тщеславия посредственных; а всего меньше хощу уподобиться няням, вздорными сказками детей усыпляющим: единые мзды мне довлеет, если приятели мои с таким удовольствием читать Опыт повествования моего станут, с какою охотою я желанию их повинуюсь. Сего ради предварительно признаюсь, что и род такового повествование себе предположил, какового в других не обретаю. Может быть, по той причине, покажется порождение мое уродом, недостатком или излишеством членов обезображенным, и токмо единому отцу его нравящимся; но сия родительская слепота стороннего не отяготит зрения, как если таж любовь, следуя рассудку и беспристрастию, потщится природное уродство дитяти закрывать занятыми из настоящих времен одеждами, и ветхость суровых его нравов награждать нового благонравия примерами. Вместо телесного состава преимуществ, потщуся я украшать чадо мое подражанием: Тациту, Титу Ливию, Саллюстию, Плутарху, Ксенофонту, Робертсону и Гуму; вместо своего учения, любомудрием Пифагора, Платона, Эпиктета, Лейбница; вместо собственного в политике и законах знания, Солон, Ликург, Гроциус и Пуфендорф сообщать ему свои наставление станут, и паче всего нравственная проповедь Евангельская и непорочного богословия важность сердцу и нравам моего урода дадут, может быть, притягательную нравиться силу.
Тацитова летопись и сочиненные им некоторых Римских тиран частные жития будут мне предначертанием, которого я в опыте моем предпочтительно держаться намерен. Taцит пленяет меня своим сказанием, когда в летописи бытие и воинские народа Римского предлагает подвиги, и прельщает сердце мое своим беспристрастием, когда повествует о Кесарях и их царствовании: самое тоже и хне предлежит. Непрерывная Римлян война, яко в зерцале, наши кровопролитные представляет мне брани. Равных с Тацитом красок, к разноличным только картинам, мне потребно. И так, занимая у него, могу я с успехом пользоваться, подобно слабому ученику, списующу с подлинника великого живописца, или подобно робкому Рафаэлевой кисти подражателю. Имея сего великого повествователя в образец, стараться я стану, сколько силы мои дозволят, недостаток искусства и способностей моих награждать правдолюбия и искренности духом. Сие сугубое души моей свойство, не обинуясь, открываю я в объявлении пособий, кои удобными в поспешествованию труда моего почитаю.
Искушенный летами и долговременным Отечеству, при трех разных царствованиях я наконец, в важнейших внутренних должностях, служением наставленный, ласкаюсь я быть удобным к исследованию прошедшего времени деяний, уподобляя оные приключениям, в глазах моих происходившим. Тогдашние учреждение и положение государства, снося с настоящими, кажется, не заблуждуся в определении причин действиям, и в цене полагаемым причинам великой ошибки сделать не уповаю. Известно мне, что сердце человеческое всегда одинако, и тоже ныне, каково было от самого веков начала. Я ведаю, что теж добродетели и теж пороки и страсти присущны и ныне в Петербурге и в Москве, какие в Афинах и Риме существовали. Не каменение сердец, но больше и меньше просвещение и невежества творят нравов разновидность, а природа таж всегда пребывает.
Varsovie, ce 29 Oct (9 Not.) 1771.
Monsieur,
Je vous suis très redevable, monsieur, de la lettre du 23 Sept, que vous avez eu la bonté de m'écrire. J'ai souffert en la lisant de toutes les calamités, qui affligent la ville de Moscou. Dieu veuille mettre fin à ce fléau. Je ne vous écris rien sur l'aventure terrible du Roy parce que j'ai dit ce que je sais sur cette matière dans mes dépêches à la Cour, que vous lires sans doute. Continués, je vous prie, à m'instruire de tout ce qui arrivera de nouveau chez vous et de tout ce que vous apprendrés d'autre part. Je regarderai ce bon office comme une marque de votre amitié, à laquelle je crois avoir droit par celle que je vous porte et avec laquelle je suis, monsieur,
Votre très humble et très obéissant serviteur
C. de Soldent.
PS. On ne peut pas être plus sensible que je le suis à votre amitié et à votre souvenir. Il est cruel d'entendre et de voir quel conte, que les Polonois font à ce sujet. Je vous jure qu'il est incroyable. Non contents de débiter, que les habitants de Moscou, au nombre de 100 m, sont déjà enterrés, on prétend de savoir que cette contagion s'étend jusqu'à Pétersbourg et que la Cour est sur le point d'aller résider à Revel ou à Riga.
Que pensés vous de l'attentat contre le Roi à Varsovie, C'est un coup bien hardi. L'Europe a trois Rois, auxquels les mains meurtrières ont voulu. L'histoire fournit quantité des exemples des assassins. Mais la Pologne en a donnée 30 à la fois. Par Dieu c'en est trop.
Nous avons encore à craindre. Il y a nombre des scélérats ici. On ne jouera pas la même tomédie. Mais je m'attends à d'autres d'une espèce différente.