Сколько раз я бродил по этому району в самых разных состояниях разума: больной и здоровый, трезвый и пьяный, одурманенный алкоголем или опьянённый травами, побитый или вышедший победителем из драки, но ни разу я не видел его таким, как в тот вечер. Никогда я не замечал тех троп, тех лазов в пространстве, тех потаённых ходов, что выводили меня в знакомые места с незнакомых сторон. Порой обыденные ориентиры всплывали там, где я не ожидал их увидеть, а ожидаемые пропадали, точно я шел сквозь другой, параллельный, мир, до боли в сердце похожий и до боли в разуме другой. Ни разу мой проводник не обернулся, то ли моя осторожность спасала меня от обнаружения, то ли бездомный действительной выступил проводником. Иногда, в самых труднодоступных местах, где я начинал отставать, он замедлялся и будто бы ждал меня, делая вид, что разглядывает взрыв кислотных красок, похожий на кровь внеземной твари, на стене из огненного кирпича. В какой-то момент я потерял его из виду. Он каким-то неестественным рывком, похожим больше на болевой рефлекс, нырнул за трансформаторную будку – туда, где его не достигал свет ближайшего уличного фонаря. Я же обошёл строение с освещенной стороны и встретил его уже далеко впереди и без стремянки. Собака также бежала позади, весело размахивая хвостом, и белые её лапки и хвост, каким-то чудесным образом, миновала грязь городских окраин.
В конце концов мы вышли к промышленной территории, что в ночном сумраке освещалась только огнями далеких фонарей жилого квартала. Завод, или что бы это ни было, стоял, погруженный в тишину и сам в себя. В задумчивом молчании встречали меня бетонные саркофаги без окон с рифлёными крышками. Мой проводник почему-то ускорился, будто моё присутствие ему наконец надоело. Он свернул направо за пирамиду из бочек, а когда я свернул следом, то заметил только кончик белого хвоста, что скрылся за очередным сооружением, лишенным окон. Так я сначала думал. Проследовав за последним ориентиром, я обнаружил вход в это здание, а больше мой проводник никуда деться не мог, ведь пространство позади сооружение ограничивала бетонная стена высотой в четыре метра, увенчанная колючей проволокой.
Железная массивная и безликая дверь была лишена ручки. Открывалась она, судя по всему, именно наружу, но только с дозволения того, кто был внутри. Я попытался подцепить её кончиками пальцев, все зря. Лишь обломал пару ногтей. Сам не знаю, откуда взялась эта настойчивость, но я решил дождаться моего проводника, притаившись за бочками, что стояли тут же вдоль здания.
Запах от этих металлических сосудов быстро осел в носу. Зуд сменился щекоткой, щекотка же переросла в тихий звон в ушах, а тот уже разлился по голове тихой и подвывающей болью. Борясь с желанием уйти и за усмиряющими речами, адресованными моей голове, я не заметил, как надо мной загорелся свет. В темноте промышленного коридора я не увидел окна на уровне чуть выше первого этажа. Воспользовавшись бочкой в качестве подставки, я забрался повыше, уцепился руками за подобие крохотного подоконника, но разглядел только металлические балки под потолком сооружения. Тогда я встал на цыпочки и чуть подтянулся. Свет шел от единственной зажженной лампы. Он освобождал от тьмы круглую площадку, на которой стояли четверо. Пятеро, если собаку принять за сознательного участника таинства. Помимо четвероногого, там был бездомный и ещё три человека в синих робах. Не сектантских, не тех, в которых волшебники рассекают небо на мётлах, а в самых обычных – со светоотражающими полосами на груди и бедрах. Они стояли вокруг коробки, один из рабочих вскрыл ту монтировкой и крышка плюхнула на пол, подняв облако пыли. Бездомный сел на колени, склонился над содержимым коробки, запустил руки в глубину и что-то сказал, глядя на рабочего, стоящего перед ним. Тот кивнул. Собака же все это время лежала чуть в стороне, положив морду на лапы, и будто бы глядела в окно, а точнее на меня, прилипшего к окну.
Затем коробку отодвинули от бездомного. Из темноты прикатили широкий цилиндр, похожий на деталь какой-то большой машины, что раньше гудела в этом месте, сотрясая стены. Цилиндр поставили перед бездомным, что так и стоял на коленях. Тот что-то снова сказал рабочему, что стоял перед ним, тот кивнул. Тогда бездомный снял сумку с осьминогоподобным существом на кармане и передал её рабочему, что стоял слева от него. Тот, что стоял справа ушел в темноту и вернулся через пару секунд с топором. Не для рубки дров, а с широким лезвием, на длинной рукояти, от блеска острия которого хочется отвернуться, если сразу не сбежать подальше. Бездомный же положил голову на цилиндр, лицом в сторону палача. Последний встал так, что закрыл от меня происходящее. Взмах, затем удар. Собака вскинула голову и навострила уши, но затем также спокойно опустила морду на лапы, высунув розовый кончик языка. Когда палач отошёл, бездомный уже лежал без головы, скатившись с импровизированной плахи в сторону. Голова его, кажется, упала в коробку, что стояла перед цилиндром.