— Я сказала все, что хотела сказать, — отрезала она. С пальцев у нее стекала мыльная вода.
Он сглотнул.
— Вы это отрицаете?
— Я ничего не отрицаю. — Она смотрела в таз, как будто там было что-то гораздо более интересное, чем все, что он мог ей сказать. — Вы были в кабинете, и у вас есть уши.
Он напрягся.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы слышали все, что я сказала.
Он просто не ожидал такого неуважительного тона, который абсолютно не соответствовал тому зверьку в кабинете, и растерянно соображал, как лучше выразить недовольство.
— Знаете, мне это не нравится, — наконец сказал он.
— Не нравится что? — Когда она наконец обернулась, в призрачном освещении ее глаза превратились в тлеющие угли. — Вы слышали меня вчера и слышите сейчас.
— Мне не нравится ваш тон, — сказал он как можно увереннее.
Она смотрела на него несколько трудных для Гроувса секунд, а затем вернулась к стирке.
— У вас не нашлось для меня времени. Каждое сказанное мною слово — правда. Почему я должна думать, будто что-то изменилось?
Она отодвинула стиральную доску и прополоскала перчатки в раковине, наполнив ее водой. Рядом постукивала крышка бойлера.
— Я уделил вам мало времени, — услышал он собственное признание, — но не обязан объяснять причины.
Она отжала выстиранные вещи.
— Теперь я все обдумал. — Он заставил себя вспомнить цель своего прихода. — И мне интересно, видели ли вы еще какие-нибудь сны.
Она хмыкнула, но не ответила.
— Сны про убийства.
Она как будто не слышала его.
— Я задал вам вопрос, голубушка.
Она пожала тощими плечами.
— А я на него не ответила.
Он через зубы втянул воздух.
— Так вы больше не видели снов?
— Не помню.
— Не помните.
Она упорно уходила от ответов, а он не мог заставить себя перейти к делу. Он вспомнил французские слова послания и попытался как-то увязать их.
— Ладно, тогда что там со вторым посланием, о котором вы говорили?
— А что с ним?
— Вы говорили, что можете что-то вспомнить.
— Говорила.
Он размял ноги.
— Вы можете вспомнить, на каком языке было это послание?
— Почему я должна что-то вспоминать?
— Вы говорили, там были странные слова. И еще, что убийца много путешествовал. Вы видели какие-нибудь похожие послания?
Она резко обернулась и нахмурилась.
— Почему вы спрашиваете? Вы нашли третье послание?
Он сплоховал — отвел глаза и, только сделав над собой огромное усилие, снова посмотрел на нее.
— Никакого послания я не находил, — солгал он.
Но, как и Восковой Человек, Эвелина Тодд обладала способностью видеть собеседника насквозь и выхолащивать его своим безразличием. Когда она повернулась к раковине и, вытащив пробку, спустила воду, он вздохнул почти с облегчением.
— Во всяком случае, — выдавил он, — помнится, вы называли убийцу темной силой.
— Помнится, называла.
— Вы имеете что-нибудь прибавить к этому?
— Зачем же мне что-то прибавлять?
— Это слишком туманное описание.
— Вы мне это уже говорили.
Гроувс прочистил горло.
— Вы видели плащ?
— Плащ?
— На убийце. На нем был плащ?
Она слегка нахмурилась.
— Может, на нем и был плащ. Было темно, я вам уже говорила.
— Да.
С одной стороны, ее новая манера, казалось, подтверждала, что прежняя — обман и по большому счету ей нечего сказать. С другой стороны, в ней было что-то решительно любопытное, и он не мог не почувствовать, что дерзкость не умаляла истинности ее утверждений, а, напротив, прибавляла им весу. Он смотрел, как она направилась к бойлеру.
— Вы странное существо, — рискнул он.
Никакого ответа.
— Что вы… — начал было Гроувс, но она открыла крышку, и пар мигом заполнил прачечную, ударив по пламени свечей и ужалив его в лицо.
Когда все заволокло туманом, он моргнул и несколько страшных мгновений, ничего не видя, лишь ощущал присутствие словно какого-то зверя, слышал гортанное бульканье; у него страшно щипало лицо. Когда пар рассеялся, он увидел, что она с деревянным шестом наклонилась над кипящим котлом.
— Что вы делаете днем? — через силу спросил он.
— Работаю.
— Где?
— У Артура Старка.
— Книготорговца? — Гроувс слышал о нем — эксцентричный старик с радикальными политическими взглядами и битком набитым магазином возле университета.
Эвелина не ответила. Она глубже погрузила шест в воду и принялась мешать одежду. Гроувс облизнулся.
— Вы можете объяснить, — спросил он, — почему вы здесь в такой неурочный час?