Он не дожидался ответа. Выкуренная сигара — мертвый обрубок, — наконец выброшенная, была заменена на новую. Клубы дыма яростно поднимались вверх. Ученый говорил дальше:
— Официально я пытался перестроить науку психоистории. Хотя… Никто не собирается делать этого. И это никогда не будет сделано, ни в каком столетии. Но я продвинулся в более простых вопросах и сумел использовать это как извинение за то, что я затронул Камеру Времени. Что я действительно сделал, касается определения с достаточно большой долей уверенности точной даты появления Хэри Селдона. Я могу назвать тебе точную дату. Другими словами — когда наступление кризиса Селдона, пятого, достигает своего апогея.
— Сколько еще времени? — напряженно спросил Индбур.
Мис взорвал свою бомбу с беззаботным весельем:
— Четыре месяца. Четыре чертовых месяца, не считая двух дней.
— Четыре месяца, — сказал Индбур с несвойственной ему горячностью. — Невозможно!
— Невозможно, чертовы глазки!.
— Четыре месяца? Да вы понимаете, что это значит? Если кризис должен разразиться через четыре месяца, это значит, что он готовился годами!
— А почему бы и нет? Разве есть закон Природы, который требует, чтобы процесс созрел в течение светового дня?
— Но ведь ничего не угрожает? Ведь ничего не висит над нами. — Индбур чуть было не сломал себе руки от волнения.
Вдруг, с внезапным спазматическим рецидивом свирепости, он завопил:
— Вы слезете с моего стола и дадите привести его в порядок?!. Как я могу думать в таких условиях?!
Мис, озадаченный, тяжело поднялся и отошел в сторону.
Индбур лихорадочными движениями снова расставил все предметы на свои места. Он быстро заговорил:
— Вы не имеете права так приходить сюда. Если бы вы представили свою теорию…
— Это не теория.
— А я говорю, теория. Если бы вы представили ее вместе с вашими свидетельствами и показаниями по соответствующей форме, она была бы направлена в Бюро Исторических Наук. Там с нею бы обошлись надлежащим образом, результаты экспертизы передали бы мне и, конечно, предприняли надлежащие меры. А так вы меня просто без толку разозлили. А… а, вот оно.
В его руках был кусочек прозрачной серебристой бумаги, которым он помахал перед луковицеобразным психологом.
— Вот короткий вывод, который я готовлю сам ежедневно. По всем международным делам. Слушайте — мы завершили переговоры о коммерческом соглашении с Моресом, продолжаем подобные переговоры с Лайонессом, послали делегацию на какое-то празднество на Бонд, получили какие-то жалобы с Калгана и пообещали заняться этим, протестовали против неправомочных торговых операций на Асперте, и они пообещали разобраться. И так далее, и так далее. — Глаза Мэра бегали по списку закодированных пометок, потом он аккуратно положил листок на свое место в нужную папку и спрятал в соответствующее отделение. — Говорю вам, Мис. Здесь все дышит только покоем и порядком…
Дверь в дальнем конце отворилась, и по драматическому стечению обстоятельств в комнату вошел представитель знати, одетый в простой костюм.
Индбур привстал. У него возникло странное головокружительное чувство нереальности, которое бывает в те дни, когда происходит слишком много событий. После вторжения Миса и дикого обкуривания снова произошло столь неподходящее, раздражающее и необъявленное вторжение его секретаря, который, по крайней мере, знал правила.
Секретарь низко поклонился.
Индбур сказал резко:
— Ну?
Секретарь обратился к полу:
— Ваше Превосходительство, Капитан Хан Притчер из Службы Информации, возвратившийся с Калгана за неподчинение вашим приказам и в соответствии с вашими настоящими инструкциями, — ваш приказ Х20-513, — заключен в тюрьму и ожидает приговора. Сопровождающие его лица задержаны для допроса. Полный доклад занесен в память компьютера.
Индбур, задыхаясь от сдерживаемой ярости, сказал:
— Полный доклад был получен! Хорошо!
— Ваше Превосходительство. Капитан Притчер предоставил неясный доклад об опасных намерениях нового военного правителя Калгана. По вашему приказу Х20-651, он не давал официальных показаний, но все его замечания были записаны, и имеется полный доклад.
Индбур завопил:
— Полный доклад был получен! Хорошо!