Казалось, она опустошена.
Торан хрипло и решительно сказал:
— Это невозможно. Посмотри на это несчастное создание. Он Мул? Да он даже не слушает, что мы говорим.
Но взглянув туда, куда указывал пальцем, он увидел Магнифико, который стоял прямо и держался настороженно, а его глаза горели темным резким огнем. В его голосе не было слышно никакого акцента:
— Я слышу, мой друг. Я просто сидел здесь и размышлял над тем, что при всем моем уме и предусмотрительности я все же смог совершить ошибку и потерять так много.
Торан попятился, как будто испугавшись, что клоун может прикоснуться к нему, или его дыхание отравит.
Магнифико кивнул и ответил на немой вопрос:
— Я — Мул.
Он больше не казался нелепым, его конечности, похожие на черенки, клюв его носа потеряли свой комический вид, осанка стала уверенной.
Он был хозяином положения с той простотой, которая появляется с опытом.
Он терпеливо сказал:
— Садитесь. Давайте, можете даже лечь, устраивайтесь поудобнее. Игра окончена, и я хочу рассказать вам одну историю. Это моя слабость: я хочу, чтобы люди понимали меня.
И снова, когда он посмотрел на Бэйту, его глаза были прежними — мягкими, грустными карими глазами. Магнифико, клоуна.
— В моем детстве нет ничего такого, — начал он, заговорив сразу же торопливо и нетерпеливо, — о чем я хотел бы помнить. Возможно, вы поймете меня. У меня не могло быть нормального детства. Моя мать умерла, даже не увидев меня. Я не знаю своего отца. Я вырос случайно — наудачу, ранимый, с измученной душой, полный жалости к самому себе и окруженный ненавистью других. Все считали меня странным ребенком. Меня все избегали, многие из-за нелюбви, некоторые из страха. Происходили странные случаи… Ну да ладно… Случилось достаточно всякого такого, что позволило Капитану Притчеру в его расследованиях моего детства понять, что я мутант. Сам же я не понимал этого, пока мне не исполнилось двадцать.
Торан и Бэйта отрешенно слушали. Звук его голоса повисал над ними, усадил их на землю, почти обезоружил. Клоун или Мул расхаживал перед ними маленькими шажками, говорил, глядя вниз, на свои сложенные руки.
— Полное осознание моей необычной силы, кажется, медленно снисходило на меня, неторопливыми шагами. Даже под конец я не мог поверить в это. Умы людей представляются мне в виде циферблатов, на которых указатели обозначают преобладающую эмоцию. Это, конечно, жалкая картина, но как по-другому я могу объяснить? Постепенно я осознал, что могу проникнуть в эти умы и направлять стрелку туда, куда захочу, закреплять ее там навечно. А потом еще больше времени потребовалось для того, чтобы понять, что другие не могут этого делать.
Но затем пришло понимание моей силы, и мне захотелось отомстить за то жалкое состояние, в котором находился я прежде. Может быть, вы поймете это. Может быть, вы постараетесь понять это. Трудно быть таким посмешищем — иметь и ум и понятливость, и быть всеобщим посмешищем. Смех и жестокость! Быть другим! Быть не таким, как остальные!
Вам никогда не приходилось испытывать такое!
Магнифико посмотрел на небо, подпрыгнул на цыпочках и снова продолжил свои воспоминания каменным голосом:
— Но в конце концов я научился и решил, что должен поменяться с Галактикой местами. Ее черед прошел, а я терпеливо ждал — двадцать два года. Теперь моя очередь. Я могу сделать это! Галактике хватит остатков. Я — один! Их — миллиарды!
Он остановился и быстро взглянул на Бэйту.
— Но у меня была слабость. Я сам по себе ничего не стоил. Успех приходил ко мне через посредников. Всегда! Как сказал Притчер. С помощью пиратов я получил первую астероидную базу для своих операций. Через промышленников я впервые заполучил планету. С помощью огромного числа прочих, а также самого военного правителя Калгана, я завоевал Калган и получил его флот. После этого настала очередь Фонда, и наконец, вы, двое, вошли в рассказ.
Фонд, — продолжал он спокойно, — был самой трудной целью, с которой я столкнулся. Чтобы победить его, мне надо было бы обыграть, сломать или сделать беспомощным большую часть его правящего класса. Я мог бы начать на пустом месте, можно было бы пойти напрямик, и я стал искать, как это сделать. В конце концов, если силач может поднять двести килограммов, это не значит, что он горит желанием постоянно делать это. Мой эмоциональный контроль не такая уж простая вещь. Я предпочитаю использовать его лишь тогда, когда это абсолютно необходимо. Таким образом, я принял помощь союзников во время первой атаки на Фонд.