— Ой, мамочки-и… И водилы тоже сказали, мол, вполовину штат сократя-ат… — Ира Дружинина, координатор медицинской программы, горестно всхлипнула и потянулась за сумочкой. Её трепещущий, как крылья тропической бабочки, блузон переливался разноцветьем на радость каждому охотнику и фазану. На столе Иры стояли только золочёный стаканчик с двумя карандашиками (один для губ, другой — для бровей) и коллаж в золочёной же рамочке, подаренный коллегами на День Святого Валентина (тело Дженнифер Лопес, сжимающей «Оскара», плюс голова Иры с сигаретой в зубах). Поговаривали, что её блистающая Сваровски сотка является магическим дивайсом, то есть одновременно и пудреницей.
— Да кто тебя сократит, кому ты нужна-то, — дребезжащим тенорком вступил помощник координатора по программе образования Николай-улы, желчный старикан в сизом кримпленовом костюме. Его паучьи многосуставчатые пальцы, перепачканные чернилами, как обычно со скоростью звука перетасовывали личную картотеку. Ася засмотрелась на сплошную вереницу картонок, вручную нарезанных из древних перфокарт. Николай-улы совершенно не признавал компьютеров. — Ты, милочка, работай хорошо, кто ж хорошего работничка-то со двора прогонит? Кхе-хе…
Майра фыркнула. Лариса Витальевна снова вытерла шею. Джакоповна передёрнулась, стрекоча по-буркутски по телефону.
Хотя Ася родилась и выросла здесь, в Зорком, да и сама частично была буркуткой, родного языка она, как и многие зоркинские буркуты, так толком и не выучила. Вереница смутно знакомых гортанных созвучий раздражала мозг и вызывала лёгкую заложенность ушей.
Ира тем временем подробно рассказала коллегам о том, как подлая инфляция погубила её планы отдыха на Бермудах. Резкие слова и выражения в адрес Международного валютного фонда, Белого дома, Николя Саркози и почему-то четы Клинтонов лились сплошным потоком.
— И тут ещё этот ваш кризисный менеджер, — Ира изящно взялась за виски. — Где это видано?! Ой, я не могу… А мне на конгресс по раку шейки матки ехать… А ещё летняя школа врачебного менеджмента… И сорок тысяч кондомов по программе «СПИДу — нет!»… Если меня сократят… Что этот… кризисный… с этими кондомами делать будет?! — Ира всхлипнула.
— Да что вы истерику устроили, Ира! — загудел, наконец, Тарас Гамаюнович Подопригора, волосатый и круглый, как шмель. — Кризисных менеджеров в некоммерческие организации не посылают! Вы хоть знаете, что это за профессия, а? Откуда у нас, в благотворительном фонде, может быть банкротство? Это — во-первых. — Тараска эффектно крутанулся в кресле, его объёмистая утроба, обтянутая оранжево-полосатой немецкой майкой, всколыхнулась. — И во-вторых! Мада — дура. Что за чушь! Где у нас в штатном расписании такая должность?!
Ира, приоткрыв от волнения ротик, преданно внимала речам Подопригоры. Тарас Гамаюнович слыл в Фонде человеком ушлым и тёртым. Почитая себя супержурналюгой, он, как личность творческая, собственно к работе относился спустя рукава, но имидж свой строил, не покладая рук. Он так умел составить бюджет программы «Информ-бюро», что за годы службы в Фонде ухитрился побывать на всех Олимпийских играх, Уимблдонских турнирах и чемпионатах мира по футболу.
— И в третьих! Кто вам сказал, что пол-офиса уволят? Я сам вчера заходил к Артёму, — Тараска выдержал паузу, после чего, купаясь во всеобщем внимании, продолжил, — так вот. Он мне опредёленно сказал, что сам слышал, как наш шеф рассказывал Корнелии, как ему из Нью-Йорка кто-то по телефону рассказывал, что максимум треть сократят. Максимум! А никакую не половину. И сокращать будут, в основном, обслугу — водителей там, помощников, ассистентов, айтишников, охранников. Ну?! Так что не плачь, солнышко. Свети нам и дальше, шейка ты наша раковая.
Припудрившись, Ира вернулась к раскладыванию компьютерной «косынки». Майра, изумлённо присвистнув, замерла. Лариса Витальевна с исказившимся лицом потянулась к Джакоповне. Николай-улы вскочил и забегал по узкому проходу меж столов, ломая руки в ситцевых нарукавниках и бормоча под нос про какие-то пункты, подпункты, параграфы и уложения.
Блин. Вот сволочь, Тараска, мог бы хоть предупредить!
— И четвёртое. Насчёт нового сотрудничка. Амбцибовицкий говорит, ему в бухгалтерии сказали, что он никакой не кризисный, а тем более — не менеджер. И никто не знает, чем он у нас будет заниматься! В общем, тут интрига страшная и полный секрет. Но! — Тараска понизил голос, и Ася поняла, что шеф перебирается с малоустойчивого берега неясных фактов на зыбкую почву бредовых предположений. — Говорят, у Вертолетти когда-то был роман с внучкой последнего венецианского дожа. Так вот, эта самая внучка вроде бы попросила Вертолетти временно трудоустроить своего то ли сыночка, то ли муженька, то ли племянника. Оболтус, говорят, страшный, два состояния в Монако спустил, плюс одно — в Вегасе. Вот она его и задвинула к нам — по самые помидоры, — Тараска захохотал. — Дальше нашего Буркутстана уж совсем… Не в Монголию же его. Короче, я думаю, ему сейчас быстренько сочинят какую-нибудь новую программу, выделят кабинетик, начислят зарплату необидную, подкатят машинку от фирмы. А там, имхо, и обратно, годика через пол, к Европам поближе. Если, конечно, вести себя будет прилично.