Даже при беглом сопоставлении внешнего вида этих изданий можно заметить, насколько по-разному Фонвизин относится к оригиналам выполненных им переводов, насколько различными были причины, побудившие его взяться за работу. Если Фонвизин выполняет служебное распоряжение начальства или работает на заказ, на титульном листе книги указывается имя переводчика: «Басни нравоучительные с изъяснениями г. барона Гольберга, перевел Денис фон Визин» или «Торгующее дворянство противу положенное дворянству военному, или Два разсуждения о том, служит ли то к благополучию государства, чтобы дворянство вступило в купечество с прибавлением особливаго о том же разсуждения г. Юсти. Переводил Денис фон Визин» (из сочинений известного во всей Европе профессора политической экономии Й. Г. Г. фон Юсти Фонвизину было поручено переводить книги «О правительствах» и «Полицейскую науку»). Если же автор трудится по собственному почину, на титульном листе печатается лишь имя сочинителя — Террассона, Д’Арно или Битобе; о переводчике не говорится ничего, хотя его участие в подготовке издания весьма заметно. Русская версия книги Битобе открывается пространным предисловием переводчика, книги Д’Арно — трогательным посвящением неназванной по имени возлюбленной Фонвизина, по мнению исследователей, той самой прекрасной москвичке, любовь к которой он пронес через всю свою жизнь: «К госпоже… Следуя воле твоей, перевел я Сиднея и тебе приношу перевод мой. Что мне нужды, будут ли хвалить его другие? лишь бы он понравился тебе. Ты одна всю вселенную для меня составляешь».
Судя по всему, появление фонвизинских переводов «Иосифа» и «Сиднея» вызвано причинами сугубо личного свойства. Историю о прекрасном юноше, проданном братьями в рабство, Фонвизин услышал от отца еще в «младенчестве», и, как следует из «Чистосердечного признания», незатейливый рассказ на «чувствительную» тему исторг у него потоки слез; за роман Д’Арно же Фонвизин взялся по настоянию своей пассии. Политэкономический трактат аббата Куайе с сентиментальными историями Фонвизина, по всей видимости, связан не был, однако создание и этого перевода можно объяснить житейскими обстоятельствами молодого титулярного советника.
В своей работе, ставшей репликой во внутри-французском и, естественно, известном всей Европе споре, Куайе доказывает необходимость «вступления дворянства в купечество» и утверждает, что «купечество возвышает дворянство». Надо понимать, для потомка знатных и воинственных рыцарей фон Визинов этот вопрос был весьма актуальным. Едва ли не в каждом письме родным Фонвизин рассказывает о своем, как правило, неудовлетворительном финансовом положении, об огромных расходах и своей вынужденной экономии («теперь мне будет терпеть убыток, который пришел очень некстати, затем, что в деньгах у меня и так изобилия нет» или «отъехав от вас, взял я только 165 рублей своего жалования, которыми до сего числа жил, то есть слишком пять месяцев», — пишет Фонвизин в 1766 году). По этой ли причине или по склонности к коммерческой деятельности, но время от времени Фонвизин из дворянина, «которого отцы и предки родились господствовать», становится «купцом»: сначала распродает тираж «Жизни Сифа», значительно позднее, уже будучи человеком женатым и хозяином более тысячи крестьян, покупает в Италии произведения искусства, переправляет их для продажи в Россию и не видит в этом ничего предосудительного. В споре о должности дворянина русский переводчик, молодой человек из благородного сословия, полностью разделяет позицию аббата Куайе и не принимает аргументов его оппонента — рыцарственного маркиза де Лассе.
Больше того, трактат «Торгующее дворянство» не мог не вызывать в памяти просвещенного читателя (и, естественно, прекрасно начитанного Фонвизина) комедию Хольберга «Дон Ранудо де Колибрадос», главный герой которой, благородный, но до крайности обнищавший испанский гранд, готов скорее умереть в нищете и уморить голодом чад и домочадцев, чем поступиться правилами сословной чести. Восклицания Куайе-Фонвизина: «Что нам делать шпагою, когда кроме голода не имеем мы других неприятелей!» или: «Вы опасаетесь презрения и в нищете остаетесь. Вы любите знатность и ничего не значите!» — напрямую перекликаются с репликами разумных и насмешливых персонажей комедии датского просветителя. В переводе Ивана Кропотова их каламбуры звучат вполне по-фонвизински: «Дона Олимпия: Как о том ни вспомню, кипит во всех жилах моих благородная кровь! — Педро: Вить чему-нибудь в доме да надобно же кипеть, для того что в котле у нас давно уж ничего не кипело». Или: «…честь и почтение вещи очень хорошие, а как их в обеде или в ужине вместо пищи употреблять, то скоро до смерти объесться можно».