Глава пятая
ГОДЫ СТРАДАНИЙ (1785–1792)
Бедный Каллисфен
Дома, куда так спешил Фонвизин, его ожидали новые беды, и главная из них — второй приступ болезни. По словам Клостермана, в Москве «с ним сделался удар столь сильный, что он не мог пошевелиться ни одним членом, а ум его, прежде столь ясный и светлый, на некоторое время помрачился совершенно». Надежды на быстрое исцеление в знакомой обстановке, в любимой Москве, в кругу родных оказались тщетными; болезнь, убившая Никиту Панина, теперь поразила его верного секретаря, стала причиной невыносимых страданий Фонвизина и в конечном итоге — смерти. «В начале декабря 1785 года, — пишет в своих мемуарах свидетель этих событий, все тот же искренне привязанный к Фонвизину Клостерман, — я отправился в Москву прижать к сердцу моего друга, может быть, в последний раз в жизни, и нашел его в плачевном состоянии. Он страдал расслаблением всех членов и едва владел языком. В тусклых глазах его засветился луч радости, когда я подошел к его постели; он хотел, но не мог обнять меня, силился приветствовать меня словами, но язык не слушался и произносил невнятные звуки. Наконец удалось ему подать мне левую руку, которую я прижал к груди своей… Большую часть времени просиживал я у одра больного моего друга. Правая рука у него совсем отнялась, так что он и двигать ею не мог и пытался писать левой, но выводил по бумаге какие-то знаки, по которым с трудом можно было догадываться, что ему хотелось выразить. Душевные способности также очень ослабели; но кушал он отлично и, невзирая на запрещение врача, требовал то того, то другого из любимых своих снедей. В случае отказа вследствие неудобоваримости он вел себя как малый ребенок, и нужно бывало пускать в ход даже строгости, чтобы он успокоился».
Обрушившиеся на него несчастья — угроза крайнего разорения и два последовавших друг за другом апоплексических удара — не могли не отразиться на интенсивности работы Фонвизина — оригинального автора и переводчика. Правда, писательская активность Фонвизина снижается уже накануне печального происшествия; можно допустить, что причиной тому — отсутствие необходимых для работы условий как перед отъездом за границу, так и во время путешествия, дорожные хлопоты и постоянные переезды. Однако раньше подобные жизненные обстоятельства для Фонвизина-писателя и переводчика помехой не были: сетуя на каторжную жизнь и полное отсутствие досуга, он находил время для творчества. Больше того, в Италии проводящий дни в поисках живописных шедевров путешественник-коммерсант жалуется на скуку, то есть свободным временем все-таки располагает, но о своих новых творениях не говорит ни слова.
Возможно, с увлечением Фонвизина «вещами, до художеств принадлежащими», связано появление так называемого «отрывка из „Биографического словаря живописцев и скульпторов“», однако точное время создания этого перевода автором не указано и остается неизвестным. Кажется, наиболее подходящим местом для работы над такого рода сочинением была бы Италия, где Фонвизин с восхищением рассматривал «драгоценные картины и антики», но исследователей смущает тот факт, что среди упомянутых в этом фрагменте европейских мастеров нет ни одного итальянца. Итальянцев среди них действительно нет, однако про первого же представленного публике живописца «Аарсенса или Аэрсена» сказано, что Pietro Longo он именуется именно по-итальянски. Как бы то ни было, по небольшому отрывку, представляющему собой краткие описания жизни и творчества семи художников, чьи имена начинаются на букву «А», трудно судить о составе всего неизвестного нам оригинала, и середина 80-х годов кажется самой вероятной датой появления этого перевода. Это предположение представляется тем более обоснованным, что Фонвизин не только рассказывает о творениях того или иного живописца или скульптора, не только оценивает художественные достоинства произведений искусства, но и обращает внимание на их высокую стоимость: «Аэльст (Эверард Ван), живописец, родился в Дельфте в 1602 г., умер в 1658 г. Он с успехом писал неодушевленные вещи, а особенно мертвых птиц, латы, шишаки и разные военные орудия. Работа его докончена всегда рачительно, малейшие подробности изображал с великою истиною, почему картины его, хотя не весьма привлекательны, редки и дороги». Для знатока европейского искусства и коммерсанта — информация не только любопытная, но и полезная.