========== Глава 1 ==========
Теон собирается на прогулку с собаками, надевает мешковатую одежду и черные очки.
Рамси широкими шагами меряет тюремную камеру. От одной мысли, что этот сучоныш Вонючка далеко и его никак нельзя достать, глаза застилает кровавая пелена. Голова перестает соображать от бешенства. В ярости Рамси бьет кулаками бетонные стены.
Теон идет на площадку, еле поспевая за собаками, которым хочется побегать. Он накидывает на голову капюшон куртки. Он не хочет, чтобы его узнавали, потому что газетчики основательно поплясали на его истории: “Сучка Болтона”, “Жертва садиста”, “Сможет ли когда-нибудь Грейджой стать полноценным членом общества?”
Рамси, отдышавшись и промыв окровавленные костяшки пальцев в жестяном умывальнике, садится писать письмо. С первого и даже со второго раза ничего не выходит, Рамси с силой комкает блокнотные листки в кулаке, а потом рвет их в мелкие клочья. Глядя на горку исписанных обрывков, он представляет, как прижимает к полу Вонючку-Перевертыша и запихивает рваную бумагу в лживое горло предателя.
Теон садится на скамейку и отпускает девочек побегать. Он неловко кидает им мячик — пустые пальцы перчаток, набитые ватой, мешают точности броска. Теон привычно жалеет пальцы. Даже если очень стараться забыть то, что сделал с ним Рамси — вот они, напоминания, каждый день перед глазами.
Рамси, стиснув зубы, вспоминает, как унижался Вонючка: как таращился испуганными глазами, как преданно ловил каждое движение, как торопливо исполнял все приказы, как прятался по углам, чтобы не заметили… Ему становится немного легче. Лучше не думать о предательстве… При одной мысли об этом его голову словно стискивает раскаленный обруч… а если представить, что Вонючка сейчас может быть с кем-то, полностью теряется самоконтроль. Рамси сует голову под кран с ледяной водой. Немного успокоившись, он начинает третий вариант письма.
***
Квартал многоэтажных домов с замусоренными улицами и исписанными граффити стенами. Неприметный человечек в сером худи приближается к старому высотному дому. Капюшон натянут на голову так, что виден только кончик острого носа и скошенный подбородок. Человечек останавливается у обшарпанного подъезда и сверяется с адресом, записанным на клочке бумаги. Он достает из-за пазухи плотный желтый конверт и заходит в темный холл.
***
— Джейни, стоять! Сначала задние давай!
Собаки топтались в прихожей, недовольно ворча. Они всегда считали вытирание лап после прогулки совершенно ненужным занятием. Но Теон был неумолим: лапы должны быть чистыми, иначе потом в его кровати будет полно песка. Теон разрешал им спать только на полу, но пока он был днем на работе, девочки хозяйничали в квартире — забирались в постель и сыпали короткую черно-рыжую шерсть на покрывало. Вдобавок Хелисента разрывала лапами постельное белье: она любила спать под одеялом, положив голову на подушку. А иногда по ночам она украдкой залезала на кровать и облизывала его лицо, когда он плакал во сне. В последнее время это происходило все реже, и Теон был очень этому рад. Прошлое понемногу начинало выпускать его из своих цепких когтей, воспоминания были уже не так остры, и далеко не каждую ночь он просыпался от собственного крика.
Только протерев все двенадцать лап и сняв собственные ботинки, Теон заметил, что из-под рифленого прорезиненного коврика у дверей торчит что-то желтое. Он вытащил простой почтовый конверт без подписи, и его сердце обрушилось с грохотом, от которого едва не заложило уши. Руки тряслись так сильно, что Теон с трудом раскрыл письмо, вложенное в конверт.
Правый уголок листа, грубо вырванного из блокнота, был сильно измят и скручен, будто его долго теребили пальцами. Крупные размашистые буквы, подчеркнутые фразы, слова, обведенные жирным кружком… Хотя строчки скакали перед глазами Теона, ему не нужно было вчитываться в текст — он и без того знал, кто его автор.
“28 января
Здравствуй, мой славный Вонючка! Как поживаешь? Скучаешь по мне?
Трусливый сучоныш, ты даже не осмелился явиться в суд для дачи показаний. Я считал часы до того дня, когда была твоя очередь сидеть на трибуне свидетеля, но ты не пришел, тварь. А я так ждал тебя. Я так хотел посмотреть в твои лживые глаза и спросить: “Почему ты это сделал?”
Вместо этого я любовался на твою мерзкую рожу в мониторе и слушал, как ты сливаешь Дом, который приютил тебя. Предатель-перевертыш, ты сдал нас! Ты сдал меня, моего отца, моих ребят, ты всех предал. А я так доверял тебе! Я думал, что мой Вонючка любит меня и никогда не причинит мне вреда.
Я смотрел на тебя — как ты сидел там, за столом этого мудака Баратеона, и трясся. Я слышал, как дрожал твой голос. Все в зале это слышали. Ты боялся меня даже там, в комнате, где тебя записывали для суда, и это доставило мне большое удовольствие, сучоныш.
Я заметил на записи, что тебе вставили передние зубы, и ты больше не шепелявишь — как это мило. Не волнуйся, когда я заберу тебя, я снова приведу твой рот в порядок.
Ты боишься увидеть меня даже за решеткой, и боишься даже когда меня нет рядом с тобой. Это хорошо.
Потому что ты всегда будешь бояться.
Я знаю все твои жалкие мысли. Я изучил вдоль и поперек всю твою гнилую душонку, и поэтому я знаю, что ты постоянно думаешь обо мне. Ты никогда не сможешь меня забыть.
Сейчас я в камере, а ты гуляешь на свободе, но мое освобождение — это всего лишь вопрос времени. Скоро я выйду из тюрьмы, Вонючка, и знаешь, что я сделаю в самую первую очередь? Я поеду прямо к тебе. Я верну тебя назад, потому что ты моя лживая трусливая сучка и ты должен быть рядом со мной.
А сейчас я расскажу тебе, что будет потом.
Ты очень дорого заплатишь за то, что предал меня. Для начала я вышибу нахрен твои новенькие блестящие зубки, чтобы мой Вонючка стал прежним. Я буду каждую неделю обдирать по одному из твоих оставшихся долбаных пальцев, пока не срежу их все под корень.
А еще я буду иметь тебя каждый день и каждую ночь. Даже если у меня стоять не будет, твоя задница все равно не останется в покое.
Как ты посмел предать меня? Я хочу получить ответ, Вонючка. Ты клялся мне в любви, и я поверил тебе. Я открыл тебе свою душу, а ты меня предал. И я хочу знать — почему? Почему ты это сделал, тварь?
Я выжму из тебя ответ, Вонючка! Ты все мне расскажешь, мой славный. Ты же знаешь, что в моих руках отмолчаться невозможно.
Жди меня!
Скоро я приду за тобой, и мы снова будем вместе.
Рамси Болтон”
Теон пришел в себя примерно через час, когда вечно голодная Кира, устав ждать, принесла в зубах свою миску и положила холодный металл ему на колени: пора ужинать. Теон неловкими движениями скомкал письмо и затолкал его под обувной шкаф, рядом с которым просидел все это время, скорчившись на полу. Ноги плохо слушались его, и он с трудом преодолел несколько метров до кухни, цепляясь за стену, а после, пытаясь покормить девочек, рассыпал сухой корм. Доберманы принялись гонять по истертому линолеуму коричневые плотные шарики, пока Теона мучительно выворачивало в раковину.
Ночь он провел, дрожа, в самом темном углу комнаты. Он забрался в старое продавленное кресло с ногами, и, обхватив колени, тихонько раскачивался, безуспешно пытаясь успокоить себя. Теон боялся заснуть: как только он закрывал глаза, перед ним возникало лицо Рамси, перекошенное от ярости. Дряхлые обломанные пружины впивались в спину и зад, но он не чувствовал боли. Теон ничего не чувствовал, кроме одуряющего кромешного ужаса.
Рамси придет за ним. Рамси никогда не оставит его в покое.
***
Теон заснул только под утро. Он забылся вязким тревожным сном, вздрагивая от каждого шороха. Ему опять приснился подвал, где он сидел, примотанный скотчем к стулу, и обреченно дожидался, когда откроется дверь и на пороге появится его мучитель.
Утром его разбудили девочки: они терпеть не могли, когда что-то нарушало привычный распорядок дня. Нетерпеливые собаки начали тыкаться холодными носами ему в руки: Джейни рвалась гулять, а Кира, как обычно, была голодна. Еду девочки всегда получали только после прогулки. Теон со вздохом выбрался из кресла. Если бы не они — он просидел бы в нем еще несколько суток и никуда бы не пошел. Теон потянулся, растер затекшие за ночь конечности, и, не умываясь и не меняя одежду, отправился гулять с собаками.