Обдумав свой разговор с Элан Ве’маль и запоздало выругав себя за несдержанность, я пошла мириться с травницей. Совершенно искренне восхитилась её садом, попросила прощения (сама не поняла, за что, но та наверняка придумает) и поделилась своим опытом выращивания лекарственных трав.
— У меня пока таких проблем нет, — ещё хмурясь, но уже гораздо мягче сказала Ве’маль. — И не советую никому пытаться обнести мой сад. Я… не сержусь, госпожа Стентон. Понимаю, вы только что с дороги, устали, нервничаете в незнакомом месте, да я и сама была не в духе из-за украденных рецептов. Надеюсь, Инквизитор поручит кому-нибудь разобраться с этим делом. А вам, как мне сказали, вполне можно доверять, потому что вы придумали почти десяток новых рецептов и улучшили кое-что из привычного, так что красть чужие идеи вам нет смысла, у вас своих хватает. Давайте попробуем всё заново? — она протянула руку, и я с облегчением её пожала. Ве’маль одобрительно кивнула и сказала: — вот и славно. Если понадобятся какие-то редкие ингредиенты, вы знаете, где меня искать.
Намёк я поняла и попрощалась до завтра, хотя из сада уходить не спешила. Дворик был укрыт от ветра, так что в нём можно было снова расстегнуться, и я с удовольствием побродила между деревьями и кустами, так странно, почти сказочно смотревшимися на такой высоте, где царствуют обычно уже только лёд и мёрзлый камень. А ещё между деревьями и статуями бродили или стояли, что-то оживлённо обсуждая, кучки людей в красно-белом — что-то многовато служителей Церкви собралось в оплоте Инквизиции, хотя если верить слухам, Церковь Инквизицию признавать не спешила. Шпионы? О, то есть, наблюдатели, конечно?.. Зашевелились после того, как Селину на троне сменил её кузен, вроде бы чем-то Инквизиции обязанный? Я просто из любопытства зашла в новенькую часовню и огляделась, пытаясь после яркого солнца приноровиться к свечным огонькам: никогда не понимала желания поделиться своими печалями с давно умершей бабой, потащившей мужа и его солдат жечь и грабить чужую страну. А что до Создателя… Ну, он, конечно, существует, раз существует и этот бордель под названием Тедас, и всё, что его окружает. Но у Создателя наверняка очень много важных и срочных дел, и вряд ли он станет отвлекаться от них ради вдовы с четырьмя детьми… которая могла бы детям пончиков купить на те деньги, которые оставила в церковной чаше.
Утренняя служба давно закончилась, дневная ещё не начиналась, и народу было немного — будний день, почти середина его, работать и работать ещё. Впрочем, у статуи Андрасте просители бывали всегда: людям, очевидно, казалось, что если встать на колени у ног Пророчицы, она лучше расслышит просьбу.
— Вам тоже кажется, что Создатель отвернулся от нас?
Я обернулась на голос с орлейским выговором, чтобы увидеть немолодую темнокожую женщину, больше похожую на ривейнку, чем на орлесианку. Та была в одеянии жрицы, но вид имела непривычно мягкий и… по-настоящему заинтересованный, что ли. Вид человека, действительно желающего помочь.
— Полагаю, святая мать, — сказала я, чуть помедлив, — он просто считает нас достаточно взрослыми, чтобы позволить нам самим принимать решения и отвечать за их последствия. Он дал нам волю и разум, и кто же виноват, что большинство не желает пользоваться его дарами?
— Необычная точка зрения, — тоже после небольшой паузы ответила жрица. — Вы не стали молиться, но в часовню всё же пришли, и я подумала, что вы из тех, кто отчаялся. Кто считает, что Он подверг нас слишком суровым испытаниям.
— Очень многое можно вытерпеть, святая мать, если твёрдо знаешь, зачем ты это терпишь, — не удержавшись, я пожала плечами, хотя обычно стараюсь вести себя со служителями Церкви чинно и благонравно. — Ради чего. А если не можешь понять, за что тебе это и в чём ты провинился, тогда и отчаяться недолго. Магам проще, — я усмехнулась, хотя усмешка, кажется, вышла кривоватой и вообще натянутой. — Мы уже с момента появления на свет виновны в том, что мы маги и что, несмотря на это, посмели родиться. Но нет, я не отчаялась. И не считаю происходящее испытаниями, ниспосланными Создателем. Просто есть те, кому это выгодно, весь этот бардак… Прошу прощения, я хотела сказать…
— Не извиняйтесь, — улыбнулась жрица. — От раненых в лазарете я слышала куда худшие вещи. Вы говорите об одном из тех древних магистров, которые вошли в Златой Град и осквернили его? О Корифее?
Ну… У моей хасмалской ссылки имелось одно несомненное достоинство: Тевинтер был рядом, и совсем не сложно было заказать контрабандистам книги оттуда. Разумеется, тевинтерские маги и священнослужители имели свою точку зрения на события, как нынешние, так и тысячелетней давности, но тем любопытнее было сравнивать имперскую и андрастианскую точки зрения.
Говорить это жрице, даже благоразумной и вроде бы терпимой к магам, я всё же не стала.
— О нём, святая мать, — сказала я. — И о его адептах. У всего есть причины, и всегда есть тот, кто либо сам замешан в происходящем, либо старается как-то использовать его в собственных целях. Война магов и храмовников, война последователей Селины и Гаспара, война на Сегероне, секты в Тевинтере, поклоняющиеся древним магистрам и бредящие о возврате былого величия… Но это, конечно, звучит не так внушительно и красиво, как беды и горести, коим Создатель подверг своих детей, дабы испытать их веру.
— И вы считаете, что нужно лишь разыскать виновника и покарать его?
«Да уж точно не разбивать лбы перед равнодушными статуями», — подумала я. Вслух же сказала:
— Я временами до тошноты рассудочна и последовательна, святая мать. Если я знаю, что кто-то отравлен, я дам пострадавшему безоар, а потом постараюсь либо подобрать противоядие, если ещё не поздно, либо облегчить состояние, если помочь уже не могу. Помолиться я тоже не забуду, но Создатель один на всех и вряд ли услышит мою просьбу. Так что придётся, в основном, рассчитывать на свои знания и умения. Простите, если задела ваши чувства.
— Не задели, — та покачала головой в высоком уборе. — Я тоже полагаю, что Создатель благословляет тех, кто действительно помогает ближним, а не отделывается словами о Его милосердии и своём служении Ему. И всё же не ожесточайтесь сердцем, дитя моё. Помните, рассвет придёт.
— Придёт, — кивнула я. — Но пока солнце не встало, я предпочту зажечь факел или развести костёр, а не сидеть в потёмках.
«Всё же, — слегка меланхолично думала я, выходя из часовни, — не люблю я ни Церковь, ни её служителей, даже таких, как эта матушка. И вовсе не за то, что нас заперли в Кругах, а за то, что они учат верить, будто рассвет сам придёт в своё время, вместо того, чтобы призвать развести огонь».
В общем, как это ни прискорбно, ноги сами принесли меня из часовни в таверну. Продать было нечего, клянчить у кого-нибудь кружечку — ниже моего достоинства, но кто действительно чего-то хочет, тот ищет возможности сделать, а не причины не делать. Так что в ответ на вопрос гнома за стойкой, чего сударыня желает, сударыня ответила, что желает помыть посуду. Или овощи почистить. И даже потом их нарезать. Словом, отработать стоимость бутылки бренди.
— А не много будет — бутылки? — поинтересовался гном.
— Пф-ф, — сказала я. — Я алхимик, сударь. Я привыкла к пойлу покрепче бренди. Правда, — пришлось признать, — пить мне уже давненько не доводилось, могла растерять навык.
Хозяин таверны заинтересованно уставился на мои руки. Ох, руки у меня были совсем не мажеские — обожжённые, много раз порезанные, в жёлтых пятнах всяческой едкой дряни, от которой даже перчатки из толстой кожи не всегда могут защитить. Это приличные магессы вроде Маргариты, пока была такая возможность, тщательно втирали в кожу рук целебное масло и надевали на ночь тонкие перчатки, чтобы мазь как следует впиталась и размягчила оставленные посохом мозоли на ладонях. А моим рукам уже ничто не могло придать холеный вид, даже если бы я этого захотела. Только вот когда мне было заниматься такой ерундой? Работать надо. И именно руками.