— Вы знали много долийцев?
— Да насмотрелся на Священных равнинах.
Подошла, повиливая задом и постреливая глазками в отдыхающих храмовников, потасканного вида служаночка и поставила на стол бутылку вина, два стакана и тарелку с виноградом.
— А почистить? — возмутился — и даже, кажется, непритворно — Дориан.
Она в ответ лишь хихикнула, словно он очень смешно пошутил, и двинулась к столу, к которому её подзывал рослый и плечистый, чуть ли не как кунари, тип, у которого уже белки глаз поголубели от принятого за годы службы лириума.
— Давайте, я почищу, — сказала я, вытащила из поясной сумки складной ножичек с узким лезвием, отщипнула первую виноградину, привычным движением рассекла розоватый бочок и остро отточенным кончиком в два движения вынула из виноградины косточки. Дориан восхищённо выдохнул.
— Будь я вашим учеником, — сказал он, — я бы часами мог смотреть на ваши руки. Вы так… совершенно работаете.
— Будь вы моим учеником, — возразила я, — вы бы костерили на чём свет стоит ферелденскую суку, которая заваливает работой, заставляет просиживать в библиотеке всё свободное время и никогда ничем не бывает довольна. «Хоть бы её какой-нибудь храмовник трахнул наконец, чтоб она угомонилась», — это самое любезное и невинное пожелание, слышанное мною от учеников.
— Насколько я знаю, пара «маг и храмовник» не была такой уж редкостью, несмотря на запреты, — сказал Дориан и взял почищенную виноградину из быстро растущей кучки.
— Сэр Брайсен, благослови его Создатель, строго следил за тем, чтобы никого к такому сожительству не принуждали. — Тонкая и точная работа помогала взять себя в руки, даже голова кружиться понемногу переставала, и я решила, что пить больше не буду. Сегодня не буду, конечно, не вообще. — Но на моё счастье, неухоженная собачница, вечно пропадающая в своём подвале, никого особо и не интересовала. Кто хотел молоденькую любовницу, тот обхаживал учениц. Кто хотел опытную и страстную — дам постарше, но хотя бы из тех, что заботятся о своей внешности. И вообще, что это мы всё обо мне да обо мне? Расскажите мне о себе. Как мог тевинтерский альтус оказаться в цитадели Инквизиции? Если это не секрет, конечно?
========== Глава третья ==========
Именно это чувство безжалостного сострадания больше всего пугает магов, привлекших к себе внимание храмовников. Когда храмовников посылают умертвить вероятного мага крови, говорить с ними, взывать к голосу разума бессмысленно, и если они подготовились как следует, то вся магическая мощь их жертвы сводится на нет. Ведомые верой, храмовники являются чуть ли не самой почитаемом и внушающей страх силой в Тедасе»
— Из «Закономерности формы», написано Хальденом. Первым Чародеем Старкхевена, в 8:80 Благословенного века
— Вы остаётесь, госпожа Стентон? — Адан уже отпустил помощников-усмирённых и собирался уходить сам. Всё-таки он был уже не в том возрасте, когда можно работать чуть ли не сутками напролёт.
— Да, мне нужно кое-что закончить.
— Не боитесь оставаться одна?
— Если я что-нибудь взорву или подожгу, наверху, думаю, быстро об этом узнают.
Адан слегка улыбнулся шутке, посоветовал не задерживаться больше, чем на час-другой, и попрощался до завтра. Я осталась одна — чего, разумеется, ничуть не боялась. Работать в одиночку мне было не впервой. Я даже в хасмалском Круге, где храмовники не зверствовали, но строго требовали соблюдения распорядка, выпросила разрешение проводить в лаборатории столько времени, сколько потребуется. Есть процессы, которые нельзя прерывать, объясняла я сэру Брайсену, и тот, поглаживая колено, переставшее ныть под разогревающей мазью, согласился, что может выделить одного из своих людей для присмотра за лабораторией в ночное время. Всё равно кто-нибудь патрулирует подвалы, так пусть заодно и приглядывают за алхимиками, а то мало ли: взрыв, пожар, отравление какой-нибудь ядовитой дрянью…
Что-то взрывать и чем-то травиться я, понятно, не собиралась. Раненых было в избытке, и кое-кто из них до истерических припадков боялся магов-целителей. Но вот целителей много не было никогда, а уж теперь, после четырёх лет войны, осталось и того меньше, так что для формари работы хватало: одного только самого простого, зауряднейшего зелья из эльфийского корня каждый день требовались десятки флаконов — как для разведчиков, так и для бойцов Инквизиции, которые постоянно сталкивались и с монстрами, и с мятежниками всех мастей, и с просто бандитами-мародёрами. Разумеется, такое зелье любой усмирённый с минимальными навыками в алхимии мог изготавливать вёдрами, но лишним оно не было никогда. А параллельно ему можно было заняться приготовлением вытяжки из кровавого лотоса — кто-то не побоялся заготовить его целыми мешками. В просмолённых повязках, что ли, собирали? А то ведь получилось бы как на том уже хрестоматийном званом ужине, когда двенадцать гостей заснули на лужайке, трое в пруду, а одна леди сломала зубы, пытаясь откусить кусок от мраморной статуи отца графини, которую она приняла за торт.
Я и сама озаботилась защитой от ядовитых паров, подумав, что надо бы опять сделать флакончик сонного зелья для себя и таскать в кармане — так… на всякий случай. Руки привычно резали, толкли, растирали, не требуя участия головы в настолько примитивном действе, а голова опять была занята разными невесёлыми мыслями. Может, стоило всё-таки принять предложение магистра Галленуса и сбежать в Тевинтер? Не хочется, конечно, быть бесправной беженкой, полностью зависящей от желания левой пятки магистра, но здесь-то моё положение не так уж сильно отличается от участи неваррского или марчанского мага в Тевинтере. Разве что ошейник не наденут, так если твоя свобода перемещений ограничена часовней, садом и библиотекой, чем ты лучше эльфа-раба? Ох, если бы остатки Круга не зависели так сильно от моих связей с Хартией, удрала бы я вместе с ученицей, не выдержавшей нищей, голодной и в любой момент готовой оборваться жизни в Хасмале… Впрочем, что теперь об этом думать? Тевинтер теперь слишком далеко, чтобы о нём сожалеть.
Я дисциплинированно записала в расходный журнал взятые из кладовой ингредиенты и, поплотнее натянув смоляную повязку, подошла к перегонному кубу: тот стоял под вытяжной трубой, и горлышко колбы было надёжно заткнуто промасленной корпией, но рисковать без всякой нужды не хотелось. Я проследила, как маслянистая капля повисает на трубке змеевика, набухает, тяжелеет и наконец словно бы неохотно срывается вниз — отлично, оборудование незнакомо, но мне всё-таки удалось сразу подобрать нужный режим. Ну, то есть, можно было бы и добавить немного огонь в горелке, но с другой стороны, чем медленнее идёт процесс, тем качественнее получится вытяжка и тем больше удастся извлечь полезных веществ из достаточно дорогого и редкого сырья. Дорогого, главным образом, потому, что немного находится желающих бродить то по колено, а то и по пояс в холодной воде, отдирая пиявок, отгоняя комарьё и задыхаясь в плотных повязках. К тому же недобитые отступники, храмовники, не признавшие власти Инквизитора, просто мародёры и бандиты, расплодившиеся волки — до этой холодной воды, затянутой ярким ковром ядовитых цветов, надо ещё добраться живым и здоровым…
Хлопнула дверь, очень знакомо залязгала сталью броня, и я тоскливо выругалась: совсем забыла про комендантский час для магов! Вернее, привыкла, что ко мне-то требования внутреннего распорядка не относятся, и непозволительно расслабилась в новом, незнакомом месте. Дорвалась наконец до настоящей лаборатории — ну, получи теперь по шее, идиотка.
Храмовников было двое. Тот, что постарше и по… так и просилось на язык «дубовее», но я про себя саркастично поправилась на «преданнее своему делу», решительно двинулся ко мне, но его напарник предостерегающе положил руку на плечо старшего товарища:
— Сэр Симон, формари в защитной повязке, а вы хотите подойти к её ретортам? Она же готовит что-то ядовитое.
— Ядовитое? — переспросил сэр Симон, и вид у него из просто сурового стал совсем уж грозным. — Вы готовите здесь яды, Стентон? — обличающе спросил он.