Выбрать главу

- А ну, смотри сюда. - Николай Тимофеевич вынул из шкафчика банку с краской и кисть. - У нас, понимаешь, ведерки малость поржавели. Подновить их надо бы. Пригодятся ещё корма разносить. Справишься? Пошли.

Из чуланчика, сколоченного под одной из старых елей, Николай Тимофеевич вытащил стопку ведер, поломанный кухонный нож, бидончик с керосином и тряпки. Все это он разложил на полянке.

- Значит, будешь действовать так: ржавчину удалить начисто, промыть керосином и тогда уж красить. И чтобы к четырнадцати ноль-ноль все было готово.

- Будет готово к четырнадцати ноль-ноль, товарищ капитан!

- Выполняйте.

Николай Тимофеевич ушел, а Клим спрятал в карман трусов оба сухаря и принялся за работу.

Дело пошло отлично: нож легко соскребал ржавчину, а ветерок тут же уносил её; пока высыхал керосин, Клим скоблил следующее ведро, а после брался за кисть.

Здесь начиналось самое интересное. Клим водил кистью и напевал в такт:

Четырнадцать ноль-ноль! Закончить все изволь. Четырнадцать, четырнадцать ноль-ноль!

Солнце так и отражалось в свежей масляной краске, а ведра - из старых, обшарпанных - превращались в нарядные, словно их только что принесли из хозяйственного магазина. Вот уже три штуки висят на ветке ели и сохнут, совсем готовые. Капитан будет доволен.

Клим выпрямился, посмотрел в окошко штаб-квартиры. Николай Тимофеевич сидел за столом и что-то писал.

На лужайку доносился птичий гомон и стук молотков, которыми ребята сколачивали ящики. Издали было видно, как птичницам помогают девочки; они тоже нацепили фартуки и понадевали резиновые сапоги. Все работают, и Клим не отстает. Он снова взялся за кисть.

Четырнадцать ноль-ноль, Закончить все изволь. В четырнадцать, в четырнадцать ноль-ноль!

Из кустов вышла белая курица и принялась копаться в траве. Клим вспомнил про сухари, достал их, искрошил в ладонях.

- Цып, цып! Поди сюда, Снегурка.

Курица подошла. Но не совсем. Она вытянула шею и выжидательно глядела на Клима.

Он бросил ей всю горстку.

Снегурка клюнула только один раз, а потом закудахтала. Из кустов появились цыплята, с громким писком набросились на крошки и, отталкивая друг друга, вмиг расклевали их.

Курица опять посмотрела на Клима. Он показал ей пустые ладони.

- Нет у меня больше.

Должно быть, Снегурка поняла. Она повертела головой и увела цыплят в кусты; только один из них, самый желтенький и пушистый, задержался, подбирая остатки сухаря.

И тут на мгновенье что-то заслонило солнце, по траве скользнула быстрая тень…

Но ещё быстрее метнулась к цыпленку Снегурка - прикрыла его своим телом. В ту же секунду с неба упал коршун.

Клим с испуга присел на корточки, выставил перед собой локоть. «Скорее прочь отсюда, бежать, пока не поздно…» - пронеслось у него в голове.

Снегурка отчаянно квохтала, била крыльями, изо всех сил старалась клюнуть коршуна, а тот все больше подминал её под себя.

«Не испугалась, защищает своего детеныша. А ты…» Клим выпрямился, взмахнул ведерком.

- Кыш! Кыш, гадина!..

Коршун перестал терзать курицу, повернул голову и вперил в Клима глаза - злые, с краснинкой, как две мокрые черничины. Секунду мальчик и коршун смотрели друг на друга - мурашки побежали у Клима по спине, он уже готов был убежать, но вместо этого размахнулся и запустил в коршуна ведром.

Хищник отпустил свою жертву, взлетел над поляной, и тут грохнул выстрел… Клим подпрыгнул и упал на спину. Он увидел, как коршун перевернулся в воздухе, беспорядочно захлопал крыльями и свалился в кусты.

Выстрел ещё звенел в ушах Клима, когда он опомнился и посмотрел на Снегурку. Цыпленок вылез из-под неё и, как ни в чем не бывало, ковырялся в траве, а она лежала на боку, и кровь капала из ранки на её белой спине.

Отовсюду на лужайку сбегались люди. Появилась и Катя Малинина со своей санитарной сумкой.

Клим ощупал на боку фляжку, вскочил.

- Давай вату, Катя! Держи Снегурку крепче!..

Он промывал ранку отваром зверобоя до тех пор, пока фляжка не опустела. Потом подбежал к одной ели, к другой - ага! Вот она блестит на коре, желтая и прозрачная, как разбрызганное желе; Клим выхватил ножик, подцепил на лезвие как можно больше смолы, вернулся к Снегурке и залепил всю ранку.

Из кустов вышел Николай Тимофеевич. В одной руке он держал ружье, в другой - коршуна; голова у того болталась, глаза уже не блестели, но горбатый клюв был по-прежнему хищно разинут. На всякий случай.