— Ничего, я тоже тебе верю. Хуже мне уже не будет.
— Больная, вы недооцениваете мои возможности!
— Боюсь, доктор, это вы недооцениваете запущенность моей болезни.
— Настройтесь на добро, больная! Я сейчас заварю тебе чаю. С малиновым вареньем.
— Таня, — голос Маши стал крепнуть, — у меня нет простуды. Я же сейчас потеть начну.
— Вот и хорошо, — отозвалась новоявленный лекарь, — ты даже не представляешь, сколько гадости из организма выходит вместе с потом.
— Это что-то новое в медицине. У меня возникают сомнения в твоей квалификации…
«Давай нападай на меня!» — думала Таня, стараясь уболтать Машу, увести ее от опасной темы: это же надо такое придумать — обвинять себя в смерти Валентина. Он же не бросился под машину, а перебегал не там, где надо. Может, он слишком глубоко ушел в свои мысли, но при чем здесь Маша… Ага, мы в ответственности за тех, кого приручаем? Но Валентин не Маленький принц и даже не его роза.
В начале их с Машей связи ни о какой любви он не думал, а просто привычно изменял жене… Что-то она так пристрастно судит мертвого. Чего теперь гадать, что он искал в этой связи и что получил.
Как жестоко, оказывается, может покарать провидение за неверность, как бы глубоко ни была спрятана эта причина под цепью случайностей… Рикошетом досталось и Маше, хотя Таня, например, ничего плохого ей не желала… Это же, выходит, и Тане может аукнуться. Исходя из ее собственных рассуждений…
— Ты бы еще слабительное мне дала! — возмутилась Маша.
— А это, между прочим, неплохая идея. Тебе просто некогда будет дурью маяться.
— Ты называешь это дурью? — выкрикнула Маша. — По моей вине погиб человек.
— Тогда мне и вовсе надо повеситься, — тихо сказала Таня. — Ах да, я и забыла. Тебе письмо пришло.
— Письмо от Николушки? Давай скорее!
Она почти выхватила из руки сестры конверт и дрожащими руками распечатала его.
Таня тихо удалилась. Пошла на кухню заваривать чай, но без малины. И вправду, в такую жару — только потеть!
Жалко Валентина, но ничего не поделаешь. Не всегда мы любим тех, кто нас любит. Что могла бы сделать в этом случае Маша? В чем она себя винит? В том, что не ответила согласием на предложение руки и сердца? А если бы ответила, то создала бы такую же семью, какая у нее уже была. Без взаимной любви.
Таня поставила на поднос чашки, нарезала маковый рулет, который купила в супермаркете для Леонида.
— Подумаешь, куплю еще, — возразила она самой себе и пошла в комнату Маши.
Та сидела на кровати, и выражение лица было у нее совсем другое, чем несколько минут назад.
— Представляешь, Коля зовет меня к себе, — сказала она, задумчиво улыбаясь.
Таня не сразу сообразила, о чем думает сестра, а стала напоминать ей:
— Помнишь, я говорила тебе, чтобы он не в колледж поступал, а сразу в институт? Но ты пошла у мальчишки на поводу. У него будет специальность! Ну что, он теперь дипломированный электрик, а в институт его и палкой не загонишь. У него теперь семья. Деньги надо зарабатывать.
— Глупый мальчишка! — Оказывается, Маша и не слушала ее. — Он даже узнал, что в гарнизонном госпитале как раз есть вакансия невропатолога!
— Ты о чем думаешь? — возмутилась Таня. — Уехать с юга на Крайний Север. Видите ли, ее сын зовет. Люди оттуда на юг бегут, а ты — с юга! Это же за полярным кругом! Там вечная мерзлота и полярные ночи.
— Коля пишет, что сейчас как раз полярный день.
— Маша, тебе пятый десяток! А Коле — девятнадцать. Я представляю его восторги. Небось про классную рыбалку пишет. А комаров он не упоминает?
— Пишет, грибов — море!.. Кстати, Танюшка, ты раньше никогда не вспоминала о моем возрасте. Ишь, как сказала: пятый десяток! Я даже вздрогнула от этой страшной цифры. Думать так о себе не очень приятно.
— А ты подумай! А то по глазам уже вижу, на Север собралась. Да что же это такое! Ты обо мне подумала?
— Я прежде только о тебе и думала, — тихо проговорила Маша.
Таня отвела глаза: она перегибает палку в своем стремлении вывести Машу из стресса.
— Но теперь… теперь ты вполне можешь обойтись без меня. А мне здесь будет тяжело. Я сколько мимо этого проклятого столба ходить буду, столько смерть Валентина вспоминать… нет, сестренка, и не уговаривай. Если я еще недавно колебалась, то вот сейчас твердо решила: поеду в Мурманск! Это так кстати, Колино письмо! Будто через тысячи километров он мне руку помощи протягивает… Посмотрю, что такое Крайний Север… Поеду!
Она соскочила с кровати.
— Где-то был мой здоровый кожаный чемодан.
— Позволь тогда мне хотя бы билет тебе купить. На самолет.
— Ладно, купи, — согласилась Маша. — Ты у нас девушка богатая… Ой, а как же быть с машиной, которую ты мне вздумала подарить? Теперь надо как-то быстро на тебя ее переоформить. Давай съездим в центр, зайдем в кассы Аэрофлота, или какие там авиакомпании возят людей в Мурманск, и узнаем насчет билетов на завтра.
— На завтра? Ты же ничего не успеешь! Тебе и с работы уволиться надо, и теплые вещи купить… Да если хочешь знать, северяне билеты на самолет за месяц заказывают. А нынче они с морей едут. Ты не достанешь билет на завтра!
— Ну июнь — это не август, — легкомысленно махнула рукой Маша, совершенно не понимая, что Таня готова сделать что угодно, лишь бы не отпустить ее на этот дурацкий Север. — А если и не будет билетов, то я все равно достану. У меня, если хочешь знать, пациентка в билетной кассе работает, а я до сегодняшнего дня никогда своими знакомствами не пользовалась!
— Мама, — услышала Таня приглушенный голос дочери. Кажется, она кричала что-то со второго этажа.
Таня вышла во двор.
— Чего тебе?
— Леонид Сергеевич тебе звонит.
— Иду! — отозвалась Таня; она совсем забыла, что собиралась в больницу к мужу.
Уходя, она оглянулась на Машу, но та ничего не слышала и не видела, кроме чемодана, который она тащила с антресолей.
Саша спешила ей навстречу с телефонной трубкой в руке.
— Таня, дочь сказала, что ты ко мне в больницу собиралась, — услышала она голос мужа.
— Собиралась, — сказала Таня и вдруг призналась: — Беда, Ленечка, не приходит одна…
— Что случилось?
— Ты же по мобильнику звонишь? Давай я приеду и все тебе расскажу.
— Что случилось? — повторил он с нажимом.
— Понимаешь, Валентин погиб.
— Тот самый Машин подполковник? — отчего-то сразу понял он.
— Тот самый. Представляешь, мужчина в самом расцвете сил!
— И Маша очень переживает?
Он даже не дослушал ее! Сразу о Маше спросил. Но тут же Таня себя одернула: ей-то чего о том беспокоиться? Кажется, уже все решила для себя, но нет, так и хочется, чтобы этот кусок тоже… Слышал бы Леонид ее мысли о себе, как о куске!
— Она считает себя во всем виноватой.
— А как он погиб?
— Его сбила машина. Он переходил через улицу к стоянке, где оставил свою «Волгу».
— А при чем здесь Маша?
— Вот и я твержу ей, что ни при чем. Но надо знать Машу. Она отказала ему в предложении руки и сердца и считает, что, не будь этого, подполковник остался бы жив…
— Сиди дома, — привычно распорядился Леонид, — я сейчас приеду.
— Как это — приедешь? — всполошилась Таня. — Маша сказала, что тебе пару деньков придется полежать!
— Дома отлежусь.
— А что я ей скажу? Она же меня изругает, зачем тебе рассказала.
— Ничего, отобьемся, — сказал Ленька и отключился.
Глава двадцать первая
Ленька и вправду приехал в течение часа. Небритый, бледный. Зашел домой и в ответ на обеспокоенный взгляд Тани махнул рукой.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло!
— У тебя вид — словно только что с креста сняли.
— Ничего. Побреюсь, поем какого-нибудь твоего супчика, отосплюсь и приду в себя… Я зайду к Маше.
Он преспокойно пошел на половину сестры. Странно, в другое время Таня непременно на это как-то бы откликнулась. Конечно, зная, как теперь, предысторию. А здесь — даже не удивилась. Подумала лишь про себя с усмешкой: еще немного, и у них будет все как в мусульманской семье — первая жена, вторая жена, и никакой ревности между ними.