Чанёль покосился на Чонина и отметил голодный взгляд, устремлённый вдаль, сквозь толстый хромпластик иллюминационного комплекса. И, пожалуй, он не понимал Чонина. В общих чертах, конечно, всё было ясно, но Чанёль не испытывал того же, что испытывал Чонин. Для него за хромпластиком существовала лишь холодная пустота. Там есть скорость и движение, но нет Бэкхёна. И Чанёль никогда не захотел бы оставаться в этой пустоте всегда. Ему нужно было возвращаться хоть куда-то. Чонину, судя по всему, никуда возвращаться не требовалось.
— Не боишься остаться там навсегда?
— Нет. Я боюсь возвращаться, — без раздумий твёрдо ответил Чонин и перевёл взгляд на Чанёля. Он смотрел на Чанёля, но явно всё ещё оставался там, в холодной звёздной пустоте. Нет, Чанёль его не понимал уж точно. Такой Чонин его пугал. И вызывал сочувствие. Потому что Чонину всё равно приходилось возвращаться. Хоть куда-нибудь. Потому что вечный двигатель оставался пока ещё недостижимой мечтой.
— Ты выбрал болиды Солар? — переключился на более безопасную тему Чанёль.
— А что мне оставалось? К тому же, их болиды не так уж и плохи, если на них добирались до бронзы и серебра.
— Угу, у них хорошая устойчивость, да и генератор поставлен умно и рационально. Хотя крылья паршивые.
— Почему?
— Потому что. — Чанёль порылся в карманах и достал свой рабочий носитель с проектными чертежами. — Есть куда подключить?
— Сейчас…
Чонин разгрёб залежи на столе, сдвинул в сторону снятые детали и откопал компьютерный блок. Чанёль поставил носитель в нужный разъём и включил опцию просмотра.
— Вот, смотри. Ты обычно здорово используешь поля генератора и всё быстро рассчитываешь. Стандартное крыло болида в большинстве случаев имеет вот такую форму вытянутого треугольника, так?
— И что?
— Ну вот сам и считай. Поверхность обычно какая?
— Простая.
— Не простая, а гладкая. Теперь смотри, вот если сделать так, то…
— Погоди, ты имеешь в виду…
— Да нет, сюда смотри! Вот, видишь? А теперь…
— Ага… А если…
Они оба придвинулись ближе к монитору и продолжили увлечённо обсуждать проектную разработку Чанёля. Когда Бэкхён ввалился в ремонтный бокс, то Чанёль и Чонин его едва не затоптали, поскольку вознамерились куда-то сбегать.
— Скоро вернёмся, — заявили оба в один голос и вымелись из блока, оставив Бэкхёна торчать у порога с раскрытым ртом.
И вернулись они лишь спустя час — Бэкхён задремать успел. После Чанёль проводил его в номер, а Чонин остался в ремонтном боксе, чтобы продолжить работу с болидом.
Хань как раз высунулся из мастерской Ифаня и увидел уходивших к жилому комплексу Чанёля и Бэкхёна. Попрощавшись с Ифанем, он двинулся в ту же сторону, что и Чанёль с Бэкхёном. Проходил мимо распахнутой двери ремонтного бокса Три Сотни и чуть задержался.
У полуразобранного болида сидел на ремонтной платформе Чонин и просматривал что-то на дисплее наладонника. Хань невольно засмотрелся на чеканный профиль и узловатые пальцы, удерживающие пластик наладонника. Потом Чонин положил наладонник на платформу и хотел встать, но почти сразу вновь опустился на платформу и сосредоточенно потёр левую лодыжку ладонями, затем правую, и лишь после этого он осторожно поднялся на ноги.
Под сдвинутой панелью на боку болида что-то вдруг заискрило, и Чонин шарахнулся в сторону так, словно там не просто искрило, а полыхал огромный костёр.
Чонин повернул голову к двери совершенно неожиданно для Ханя. Пришлось поспешно шагнуть вперёд и чуть ли не бегом промчаться к проходу в жилой комплекс.
Хань ничего не ждал и ни на что не рассчитывал, но прямо сейчас больше всего опасался заговорить с Чонином хоть о чём-нибудь. После их последнего разговора и после решения Чунмёна выгнать Чонина из команды — боялся.
Он помнил, каким потерянным выглядел Чонин, когда услышал от Чунмёна о принятом решении. И помнил, как болезненно дрогнули эти невероятные и притягательные губы, которые умели так сладко целовать…
Чонин тогда так необычно говорил о птицах и крыльях. Хань помнил. И помнил то странное чувство, что в нём вызвали эти слова. Словно Чонин хотел лишь летать. Просто летать. Без оглядки, без правил, без границ, без остановок.
Жалости Хань не ощущал к Чонину — он просто не понимал. Хотел спросить Ифаня, но так и не рискнул, да и не до этого было. Чунмён требовал эффективных тренировок и победы на трассе. Хань либо слишком сильно уставал, либо не мог подловить удобный миг, чтобы поговорить с Ифанем с глазу на глаз — вряд ли Чунмёна порадовал бы его интерес к Чонину.
Говорить с Чонином всё ещё было страшно.
Хань боялся снова услышать те самые слова. Боялся, что…
“Мне не хочется ничего тебе говорить”.
Чонин не участвовал в гонке в системе Таир, но это не помогло Ханю победить. В третьей гонке сезона победил Чанёль, и золото получила команда Эльдорадо.
Два золота у Трансформер и одно у Эльдорадо, а Чонин теперь играл за Три Сотни и компанию Солар — в то время как до конца сезона оставалось семь гонок.
— Он ещё может всех сделать, — тихо заметил Ифань после церемонии награждения, когда Чанёль получил золото, а Хань — серебро. Чунмён его не услышал, но услышал Хань.
— Даже в Три Сотни и на болидах Солар? — уточнил он шёпотом.
Ифань едва заметно улыбнулся и промолчал.
========== Глава 20 ==========
Комментарий к Глава 20
Бета выжила сегодня, поэтому она приветствует всех котиков, ждущих обновления ♥ Надеюсь, вы не скучали ;)
Я звал друга, но никто не слышал голос мой,
Я рванул сквозь стены, но никто не бросился за мной.
Там внизу горел асфальт от сбитых с неба звёзд -
Мне хотелось ветра, чтобы бил наотмашь и насквозь.
Ария — Не хочешь — не верь мне
Глава 20
Накануне четвёртой гонки сезона в системе А-5, принадлежащей Альдебарану, компания Солар прислала в команду Три Сотни новые болиды. Все формальности были соблюдены, всё согласовали с комиссией Формулы-О в требуемом порядке, и болиды выпустили на трассу.
Ходили слухи, что к проектированию болидов приложил руку Пак Чанёль, но наверняка никто ничего не знал. Вроде бы Солар купила у Чанёля что-то из его личных разработок, но — опять же — так утверждали слухи. Официально ни о чём подобном не заявляли ни Солар, ни сам Чанёль.
Хань в это время тренировался под присмотром Чунмёна и летал на планету-столицу для встречи с семьёй. Вернулся он мрачным — поговорил с отцом. Отец выразил недовольство успехами Ханя и потребовал того же, чего всё время требовал Чунмён.
Накануне четвёртой гонки сезона Ханю приснился кошмар, возможно, навеянный тем, что он увидел в ремонтном боксе Три Сотни.
Он летел в болиде с перегревшимся движком, а потом движок взорвался. И Хань был в защитной капсуле совсем один. Кроме него там только бесновался огонь и лизал кожу, опаляя невыносимой болью.
Он проснулся с хриплым криком, сел на кровати и закрыл лицо руками, размазывая по коже склизкие и холодные капли пота. Потом нашёл в себе силы подняться, добрести до ванной и постоять час под прохладными струями. Смывал с себя пот и тёр кожу так, словно надеялся смыть с себя воспоминания о сне и фантомных поцелуях огня. Но было по-прежнему жутко даже тогда, когда он вылез из душевой и замер перед зеркалом. Долго умывался ледяной водой и после смотрел на собственное отражение в зеркале. И не понимал.
Всего лишь после одного несчастного сна он не испытывал ни малейшего желания садиться в болид. А Чонин не сон видел, а в самом деле горел в болиде. По-настоящему. Быть может, ему это снилось каждую ночь в течение двух лет, а то и снилось до сих пор. И Хань не представлял, где Чонин брал силы, чтобы вновь сесть в болид и выйти на трассу, если он до сих пор шарахался даже от крошечных искр. После всего вот этого… После одиночества, разбавленного ревущим пламенем — внутри защитной капсулы… Как Чонину удавалось?..
Раньше это просто казалось рядовым событием. Плохим, нежеланным. Но такое случалось на трассе. Хань помнил инструктаж и знал, что взрыв двигателя маловероятен в обычных условиях, но всё-таки возможен. Однако следовало пережить самому нечто подобное, чтобы понять, почему лишь единицы из гонщиков после такого возвращались на трассу. И Хань не испытывал уверенности, что смог бы вернуться сам, если бы с ним приключилось то же самое, что с Чонином. Ведь у Чонина движок рванул вовсе не из-за перегрева, а тогда, когда этого никто не ждал — сам Чонин в том числе.