Не ко времени вспомнились слова Ифаня, что одними объяснениями гонку не выиграть. Поэтому Хань сжал волю в кулак, подошёл к Чонину, поколебался немного в паре шагов от него, потом приблизился вплотную и поднял руки, чтобы провести кончиками пальцев по смуглому лицу. Попытку Чонина его отстранить он проигнорировал и прижался губами к красиво очерченным полным губам. Надолго.
— Этот ответ тебе нравится больше? — прикрыв глаза, шепнул Хань после поцелуя и слегка «поплыл», когда почувствовал прикосновение горячих ладоней к пояснице. — Я быстро соображаю, но не умею разгадывать шарады в доли секунды. Проще спрашивать прямо.
— Смотря кому. Но я не думаю, что сейчас всё это уместно. В свете сложившейся ситуации.
— Мне не хочется думать ни о чём. Прямо сейчас. — Ложь, конечно. Ханю хотелось думать. О губах Чонина, например, о его руках на податливом теле, об их близости и о том, что эта близость могла стать более совершенной. По обоюдному желанию.
Через десять минут они ввалились в номер Чонина, захлопнули дверь и занялись поисками кровати. В теории, потому что на практике оказались слишком заняты друг другом. Врезались в столик и свалили на ковёр вазу с яблоками, потом Хань умудрился наступить на крупное яблоко и навернуться.
Кровать они всё-таки нашли, добравшись до неё ползком. Чонин закинул Ханя на эту самую кровать. Пока возился с брюками Ханя, тревожил кожу на животе неровным дыханием и быстрыми прикосновениями губ. Хань запустил пальцы в его тёмные волосы. Томно выгибался и старательно глотал стоны, потому что стенки были непозволительно тонкими. Мало ли… Хотя неважно, если их услышат.
— Всякий раз, когда следует поставить точку, вместо этого, — пробормотал Чонин и провёл пальцами по бедру Ханя, — мы старательно нарушаем правила.
— Продолжай нарушать. Мне нравится, — слабым голосом отозвался Хань и накрыл ладонь Чонина на своём бедре собственной ладонью.
— Пока мы здесь. Но когда мы окажемся на трассе, ты будешь думать иначе… — Чонин забрался на кровать, стянул с Ханя остатки одежды и склонился над ним, вжимая собой в матрас. Хань глухо застонал: узкие бёдра Чонина, обтянутые старыми кожаными брюками, тёрлись о его обнажённые бёдра, и это было просто невыносимо сексуально. Трение раздражало кожу и обостряло чувствительность до предела — мыслимого и немыслимого. Хань оплёл шею Чонина руками и притянул к себе сильнее, чтобы забраться пальцами под тонкую ткань тёмной кофты и провести подушечками по гладкой смуглой коже, спрятанной от его глаз доспехами из одежды, всё ещё остававшейся на Чонине.
После долгого поцелуя перевёл дух и шепнул:
— Хочу побыть сверху.
Чонин хмыкнул, но скатился с него и вытянулся на матрасе. Улёгся на спину, закинул руки за голову и сладко потянулся. Хань тут же вцепился в пояс кожаных брюк, повозился с молнией и провёл пальцами по напряжённому члену, повторяя рисунок из заметно проступивших вен, потрогал головку, наклонился и обвёл её кончиком языка, вскинул голову и довольно отметил прикрытые глаза Чонина и слабую улыбку на выразительных губах, чуть припухших от недавних поцелуев.
Хань перекинул ногу через узкие бёдра Чонина, сел на него, поёрзал с умыслом, сдвинулся немного, чтобы задрать кофту Чонина, потянуть вверх и опутать ею смуглые запястья. Чонин смотрел на него с удивительной безмятежностью и позволял связывать себя кофтой и ею же приматывать руки к изголовью кровати.
— Хочу, чтобы ты побыл немного у меня в плену, — выдохнул ему в губы Хань.
— Угу, тогда ты паршиво меня связал. Освободиться и сбежать ничего не стоит.
Хань легонько сжал ладонями смуглую шею, чтобы согнать с губ Чонина насмешливую улыбку.
— Неважно, потому что ты явно не собираешься сбегать.
— Пока что. Но если ты плохо позаботишься о моём удовольствии — сбегу непременно. — Чонин неожиданно запрокинул голову, продемонстрировав Ханю отчётливо проступившие гибкие мышцы, безупречные линии, изумительную ямочку меж ключицами и сами ключицы. Устоять было невозможно, да Хань и не собирался — припал губами к этому совершенству, целуя и проводя языком по тёмной коже, поглаживая пальцами и повторяя самыми кончиками каждую чёрточку.
Надолго, правда, Ханя не хватило. Он хотел большего, потому уверенно провёл рукой по груди Чонина, животу — до расстёгнутых брюк, чтобы вновь почувствовать в ладони горячую твёрдость, а после опуститься на неё, впуская в себя и замирая от чувства целостности, раскрашенного во все цвета удовольствия. Прижав ладони к животу Чонина, он сидел на нём, плотно прижимался ягодицами к сильным бёдрам и едва дышал, опасаясь пока что двигаться. Казалось, что движение просто убьёт его, что этого будет слишком много, так много, сколько нельзя вынести за раз.
— В отличие от тебя, я уж точно не мазохист, — хрипло позвал Чонин, — сделай что-нибудь, наконец, иначе…
— Ш-ш-ш… — Хань надёжнее упёрся ладонями в живот Чонина и медленно приподнялся. Крепкий ствол почти выскользнул из него. Хань поспешно опустился и зажмурился. Горячее меж ягодиц, растянутые мышцы входа, сладкая наполненность… Он тихо ахнул, когда Чонин резко вскинул бёдра и сильным толчком заполнил его собой до отказа, заставив тем самым двигаться и двигаться, чтобы удовольствие было постоянным, ни на миг не ослабевало…
Пожалуй, это в самом деле… слишком, но Ханю нравилось делать это вот так. Выбирать темп, глубину и частоту, водить пальцами по смуглому телу… словно… словно управлять болидом. Нравилось терять силы и падать, чтобы сильные руки его подхватывали и укладывали на простынях, чтобы гибкое горячее тело накрывало его, а движение внутри его тела становилось ещё более отчётливым и быстрым, чтобы его брали долго, но со вкусом, чтобы он метался под Чонином и хрипло шептал его имя, отдаваясь без остатка, сгорая вместе с Чонином и лишаясь всех сил разом. И засыпать после, будучи придавленным к влажным простыням приятной тяжестью…
И уже неважно, что через несколько часов всё будет иначе, а затем им придётся соревноваться на трассе и сражаться за победу.
— Всё равно выиграю… — едва слышно выдохнул Хань, блаженно прикрыв глаза.
— Попробуй, — отозвался Чонин и коварно оставил метку на шее под ухом губами. Метка дарила сладость удовольствия и лёгкую боль одновременно.
Чонин хотел приподняться и отодвинуться, но Хань крепче обхватил его руками.
— Не нужно. Останься так…
— Тебе будет неудобно.
— Мне чертовски удобно, — возразил Хань и закусил губу, продолжая чувствовать себя наполненным Чонином и не желая лишаться этого ощущения ни на миг. Для надёжности ещё и ногами обхватил, чтобы Чонин не вздумал выйти из него и ускользнуть. Потому что Ханю хотелось проснуться вместе с Чонином, а не в одиночестве. Интересно было попробовать…
Просто интересно, раз уж случай подвернулся.
Прим. авт.: Пожалуйста, не надо в ПБ исправлять “о его” на “об его”. В тексте всё правильно.
Памятное многим со школы правило гласит: предлог «о» употребляется перед согласным, «об» - перед гласным. Между тем есть нюанс: речь идет не о буквах, а о звуках. Так, к примеру, буква Е в начале слова обозначает два звука: согласный [j] (близкий по произношению к «й») и гласный [э].
Аналогичным образом буква Ю в начале слова представляет собой сочетание звуков [j] и [у], буква Я - [j] и [а]. То есть перед буквами Е, Ю, Я употребляется предлог «о», так как следующее за ним слово начинается с согласного звука.
Таким образом, правильно: о его достижениях, о еде, о юбилее, о Японии.
зы: и если вы хотите показать в ПБ какой-то косяк, то, пожалуйста, щедро выделяйте всю фразу, иначе найти одну букву/слово/словосочетание в таком количестве текста немыслимо.
========== Глава 21 ==========
Комментарий к Глава 21
Доброй ночи, любимые котики ♥
Бета несёт вам свежатинку и честно предупреждает о необходимости стратегических запасов льда. Желательно в виде айсберга. Или пары айсбергов. Но можно и больше :)
обложка: https://pp.userapi.com/c638029/v638029763/3a1aa/bCOam_C_iwE.jpg
Есть странный дар лететь на пламя,