Перед глазами Ханя сверкнуло, и это отвлекло его от разглядывания Чонина. А Чонин вновь подбросил серебряную монету и поймал узловатыми сильными пальцами.
— Я тут для того, чтобы сыграть с тобой. Хотя это не значит, что твой побег мне по душе. Если ты хотел убежать только от Формулы, то почему хотя бы со мной не попрощался? Или ты хотел сбежать и от Формулы, и от меня?
— Ты… — У Ханя постыдно сел голос от волнения, но он продолжил всё равно: — Ты вернулся в Трансформер.
— Да, вернулся.
— Почему?
— Потому что в Трансформер был ты.
— Вот как… — Хань беспомощно закусил губу. Об этом он точно не думал. Думал о всяком, но не об этом. Почему-то ему в голову подобное даже не пришло. Или он боялся в это поверить? Поверить, что Чонин мог вернуться в Трансформер из-за него?
— Игра будет очень простой. Проще не бывает. — Чонин безжалостно отобрал у Ханя время на то, чтобы перевести дух. — Вот монета. Если «орёл», то ты погоняешь со мной. Со ставками, разумеется. И ставки буду делать я. Если «решка», то ты всё равно погоняешь со мной, но ставки делать будешь ты. Играешь или в кусты?
— Ты хочешь, чтобы мы…
— Играешь или в кусты, Хань? — жёстко повторил Чонин. — Это простой вопрос.
Хань облизнул вдруг пересохшие губы и коротко кивнул. Он играл. Хотя с Чонином иного пути просто не было.
— Хочешь подбросить монету сам? Или полагаешься на меня?
— Бросай, чёрт бы тебя…
И Чонин подбросил монету, поймал в ладонь, затем медленно разжал пальцы. Монета на ладони лежала вверх «орлом».
— Похоже, я выиграл.
— Как гоняем, и что за ставки? — слабо улыбнулся Хань, вновь разглядывая Чонина и умирая от желания прикоснуться.
— Машины. По этой дороге. Дрифт. Победит тот, кто раньше окажется у подножия.
— Ставки?
— Если ты победишь, я сделаю то, о чём ты меня попросил. И ты полетишь со мной в Империю.
Хань сглотнул от неожиданности. Потом лихорадочно принялся вспоминать, о чём он просил Чонина. Вспомнил, когда заметил устремлённый на его губы взгляд Чонина.
«…я хочу, чтобы ты любил меня всегда».
— А если победишь ты?
— Я исчезну навсегда с твоего горизонта.
Хань вздрогнул от неожиданности, а потом от ужаса похолодел.
— Что?
— Ничего. Ты всё равно сам сбежал и от Формулы, и от меня. Если в самом деле так не желал видеть меня… Может, у тебя предубеждение против антаресийцев. Не буду отбрасывать эту мысль. Я давно привык, что нас тут не особо любят. С чего тебе быть исключением из правила?
— Что за чушь ты…
— Перестань. — Чонин вздохнул и спрятал монету в карман. — Я не хочу ломать голову из-за всего, что было между нами. Там сам чёрт ногу сломит. Ты сам всё мешал в кучу, включая Формулу. И я не знаю, что мне думать. И не надо делать вид, будто ты не понимаешь, что быть здесь мне… трудно. Можешь не соглашаться, если хочешь, но мы слишком разные. То, что кажется тебе лёгким и простым, для меня порой неприемлемо или… постыдно. Но у нас есть кое-что общее. Мы оба гонщики, Хань, нравится тебе это или нет. И мы оба это понимаем одинаково. Я не знаю другого способа всё решить. Только гонкой. Один из нас победит, а другой проиграет. Ты всегда хотел победить. Так вот, это твой шанс. Ты в игре?
— Твоя ставка…
— Что с ней?
— Если ты победишь, ты исчезнешь с моего горизонта… Ты в самом деле этого хочешь? — Хань затаил дыхание в ожидании ответа.
Чонин долго молчал, потом отвернулся.
— Это то, чего я больше всего не хочу.
— Тогда почему…
— Потому что. Попробуй сам понять, почему. Я же сказал тебе — мы слишком разные.
— Не замечал за тобой склонности к мазохизму.
— Это не она. Это… — Чонин шагнул к своему «ниссану». — Это ради тебя. Встретимся на вершине.
Хань проводил озадаченным взглядом зелёный автомобиль, потом кинулся к своему и последовал за Чонином вверх по узкой и извилистой дороге. Пока гнал вверх, к вершине, вспоминал беседы с Ифанем и Шунем, постепенно начиная понимать, что имел в виду Чонин. Его происхождение, его положение, запреты, то, кем станет сам Хань, если пожелает быть рядом с Чонином, с чем может столкнуться там, в Антарес, каким будет отношение к нему… Но это не имело никакого значения в свете любви Чонина. И Хань, чёрт возьми, хотел быть с Чонином! И плевать на всё остальное. Просто плевать. И к чёрту всё!
Но чтобы так стало, Ханю полагалось победить. Выиграть эту гонку с Королём Трассы. Обойти его и оказаться первым у подножия горы.
Что для этого нужно?
Всего одно маленькое чудо. И если это чудо не случится, Чонин навсегда исчезнет с горизонта Ханя. Ради самого Ханя.
— Ты б ещё кровавые жертвы начал приносить, придурок чёртов… Одно стоит другого. Тоже мне, благородный князь, мешком по голове пришибленный. Ради меня, видите ли… А меня ты спросил, коз-з-зёл?! Скотину с голубой кровью вместо мозгов видно с любого расстояния, чтоб тебя… Нарешал тут за всех и стоит в белом! Что Фань, что этот… одного поля ягодки… Королевскость изо всех щелей прёт, имперцы хреновы… Я даже не вассал твоего вассала, придурка кусок… Хрен ты у меня выиграешь. Я тебе сейчас войну с Империей переиграю по другому сценарию, скотина такая. Упрямая и твердолобая скотина!
«Люблю тебя» он произнёс на выдохе, почти беззвучно, чтобы никто не услышал, кроме него самого. Пусть даже он был всего лишь бетой, которому не дано понять и узнать, что такое истинная пара, но Чонин для него — лучше любой истинной пары в тысячу раз. Потому что Чонин. Один такой, и Хань сам выбрал его себе — осла такого, упрямого, но замечательного осла. И никого другого Ханю не нужно. Только эту вот конкретную упрямую и твердолобую скотину, помешанную на небе. Потому что без Чонина небо уже не то. Даже небо — не то.
На площадке на вершине горы они развернулись и остановили машины точно в центре.
Ни облачка в небе, солнце медленно, но неуклонно катилось к западу, ветер где-то беспробудно спал, а над тёмной лентой дороги едва заметно подрагивала призрачная дымка. Тихое урчание под капотами, странное спокойствие, но на руле — влажные от пота ладони.
Хань тренировался всё это время и уже не был тем неумехой и новичком, каким прежде знал его Чонин. Но Чонин ждал его у подножия и видел разницу. Знал, что Хань научился дрифтовать. Вот только Хань не взялся бы предсказать результат этой гонки. Хотя бы потому, что он не смог бы повторить тот трюк, с помощью которого Чонин обошёл Чанёля на горной дороге. И ведь Чонин наверняка умел не только это, но кучу всего иного. А Хань пока ни разу не пытался дрифтовать на ледовой трассе, только на горных. Зато эту конкретную трассу он знал как свои пять пальцев. Чонин этим похвастать не мог.
И они ждали.
Ждали чего-то, что походило бы на сигнал к старту.
Оба заметно напряглись, когда на асфальт у выезда внезапно опустилась крупная бабочка с алыми крыльями. Она сложила крылья, раскрыла, словно веер, снова сложила, а потом вдруг взмыла вверх.
Взревели моторы, и оба «ниссана» рванули к выезду. На дорогу вышел первым Чонин, хотя Хань и не сомневался, что так будет. Чонин, кажется, на чём угодно мог разогнаться за рекордно короткое время. Да и гонка с Чонином не могла быть фальшивой — он не умел поддаваться, даже если и хотел. Чонин просто забывал обо всём, когда упивался скоростью.
Хань цепко держал взглядом зелёный «ниссан» и управлял собственной машиной почти вслепую. Он настолько хорошо знал дорогу, что мог спуститься к подножию и с закрытыми глазами. К тому же, то и дело справа возникал обрыв. Один взгляд вниз — и дух захватывало от высоты, а страх подстёгивал азарт и жажду скорости.
Визг тормозов, пройти в заносе крутой поворот — и вновь задышать Чонину в затылок.
— Не отпущу, даже не надейся… — шептал сухими губами Хань, вязко удерживаясь на дороге за Чонином. — Впереди тройной, знаешь? Но там ещё дуга. Тебе бы скорость сбавить…
Дугу Чонин мог и не заметить, когда поднимался по этой дороге вверх. Хань сам далеко не сразу сообразил, почему первое время никак не мог удержать машину на дороге ровно, дошло тогда лишь, когда изучил дорогу вдоль и поперёк по снимкам. А ещё Ифань и сам Чонин не раз говорили, что именно в скорости и заключена слабость Чонина — не всегда выходило быть безупречно аккуратным, а значит, пройти тройной и дугу идеально Чонин не смог бы. Не с такой скоростью.