Когда мы остановились перед скромным строением с надписью над главным входом «Частная клиника Миллера», обстановка не прояснилась, но я уже был готов расстаться с пленкой, не просмотрев ее. Перед входом нас встретили шесть человек — все крепкие мужики. Мы вышли из машины. Трое из них сейчас же окружили меня своим вниманием, один направился к остановившемуся сзади «BMW», обменялся несколькими репликами с сидевшими в нем людьми и отправил его в обратный путь. Остальные встали рядом с моими парнями и водителем, которые показались мне очень встревоженными. События явно развивались не так, как они ожидали.
Я и мои новые сопровождающие вошли в клинику. В фойе самый молодой из них быстро протянул руку к чемодану Я сделал вид, что не заметил этого, он раздраженно процедил:
— Дай сюда!
Пора было действовать. Я обернулся и подал ему чемодан. Пока он перехватывал ручку, я ударил его ногой По колену. Он присел — я врезал по затылку. Чемодан упал на каменный пол, а парень пошатнулся, и коллега инстинктивно подхватил его под мышки, пытаясь поддержать. Но в следующий момент бросил на произвол судьбы и сделал молниеносную и почти успешную попытку нанести мне удар по носу. Вцепившись друг в друга мы повалились на пол. Вокруг нас с воплями заскакал какой-то толстяк, ища подходящий случай проявить себя. Наконец заехал мне по уху. Когда он попытался ударить меня ногой, я сумел до него дотянуться. Дернул его резко вниз, прилепил пленку ему на подметку, а сам откатился в сторону. Раздавшийся вопль, показал, что толстяк рухнул на моего «партнера». Я начал подниматься, и в этот момент парень, которого я вырубил первым, дал мне понять, что пришел в себя: кулаком нанес мне стремительный удар по голове. Так что с подъемом я немного повременил…
Мы брели вверх по лестнице. Ухо у меня горело, как пе-регревшаясяспираль. Мне было плохо. Морально тоже, но не слишком. Все же, если не поддаваться на провокации, существует вероятность, что старик Дженетти выкрутится. Правда, использованный мною трюк не отличался особым остроумием, но все же был шанс… После того как не найдут ничего у меня, эти здешние громилы перетрясут и парней, и «скорую», и фойе, и свою собственную одежду. Про подметки, однако, они, может, и не сразу сообразят, а под килограммами толстяка пленка скоро сотрется.
Мы вошли в роскошно оборудованную раздевалку, где для меня был подготовлен летный костюм. Вероятно, аэродром был недалеко, только я теперь не спешил. Двое из моих охранников придвинули по стулу, сели и стали ждать, когда я разденусь, не сводя с меня глаз, а третий — тот, который еще в фойе проявил интерес к чемодану, наконец-то сумел им заняться. Прихрамывая, он отнес чемодан на стол в углу, вынул из кармана брюк ключ, ловко повернул его в замке и, обернувшись ко мне, медленно, двумя пальцами, приподнял крышку. По выражению его лица было видно, что он ожидает какой-то реакции с моей стороны. Но не дождался: я просто взял с полки чистое махровое полотенце, набросил его на плечи, и, стоя в одних трусах, продолжал наблюдать, как он делает свое дело. Наконец он откинул крышку назад, натянул перчатки и начал старательна разрезать бритвой что-то внутри чемодана. Послышалось шуршание разворачиваемого целлофана, и в руках у него оказался плоский металлический ящичек. Потом он вытащил из-под стола похожий чемодан, только серый, убрал в него ящичек и демонстративно отодвинул чемодан от себя. Тогда я подошел, взял серый чемодан и направился в душевую. Мельком я успел заметить, что в черном чемодане теперь не было ничего, кроме целлофана, в который прежде была упакована коробочка.
Раздевалка и душевая были соединены узкой кабиной, вид которой подтвердил мою уверенность, что меня будут просвечивать. Я прошел в душевую, желая, чтобы и дальнейшие обыски были такими же безрезультатными, положил свой новый багаж на пол и встал под душ. Некоторое время я усердно обливался то холодной, то горячей водой — говорят, это помогает от синяков и отеков. После чего наспех вытерся полотенцем и вернулся в раздевалку. Там уже никого не было. Чемодан Дженетти и все мои личные вещи и одежда, естественно, исчезли, так что я вынужден был надеть полетный костюм. Ничего другого просто не было.
Как только я был готов, в дверях появился один из знакомых мне субъектов. Он придирчиво меня осмотрел и подошел ближе. За ним следовали двое в форме ПСД и еще кто-то в штатском. Я ожидал допроса, но ошибся. Мы не обменялись ни единым словом. И правда, что мы могли сказать друг другу?
Глава третья
Меня ввели в просторную комнату со спущенными шторами, тускло освещенную люминесцентными лампами. В центре нее стоял низенький полный китаец и благостно мне улыбался. Я его узнал бы даже во сне! Этот широкий мясистый нос, эти глубоко посаженные лукавые глазки, эти тонкие, вечно растянутые в улыбке губы. Короче, передо мной был сам Вей А Зунг и подчеркнуто сердечно протягивал мне пухлую выхоленную руку. Я ее принял без всякого энтузиазма, и после продолжительного рукопожатия, сопровождавшегося серией дружеских кивков, он церемонным широким жестом пригласил меня к столу в глубине комнаты.
Мы медленно двинулись к нему. Двое в штатском застыли на своих местах в напряженных позах, а сотрудники ПСД твердой походкой пошли рядом и с ледяной вежливостью указали мне на одно из огромных кожаных кресел. Зунг подождал, пока я устроюсь в нем, и, суетливо поддернув брю-чины, присел напротив на какой-то особый, снабженный разноцветными кнопками стул. Тогда его заботливые телохранители, зорко осмотревшись и уверившись, что причин для беспокойства нет, стройными рядами удалились. Наблюдая за ними, я чувствовал на себе тяжелый, изучающий взгляд, исполненный почти осязаемой ненависти. Я обернулся: мой именитый хозяин излучал симпатию и приветливость.
— Может быть, чашку кофе? — весело спросил он, а когда я ответил утвердительно, он, видимо, удивился. Затем нажал одну из кнопок и снова заулыбался. Заулыбался и я, как дурак.
Вскоре в комнату заглянул молодой человек с широким и плоским, как луна, лицом. Он вошел, держа изящно инкрустированный серебряный поднос, мелким танцующим шагом приблизился к нам и начал разливать кофе. Зунг нежно похлопал его по согнутой спине.
— Это мой племянник! — с нескрываемой гордостью сообщил он. — Он делает отличный кофе, но его способности выходят далеко за пределы этой сферы.
Племянник выпрямился и двумя пальцами отвел прямую челку со лба. Он очень старался остаться безразличным к похвале, но не смог — глупо захихикал, схватил пустой поднос и выбежал вон.
Как только мы остались одни, Зунг решил, что пора приступить к деловой части.
— Я очень хорошо знаю вашего шефа и полностью доверяю его выбору, — сказал он. Первое было верно, а относительно второго я знал, что он лжет.
Мы обменялись приветливыми взглядами. Зунг продолжил:
— Вы уже разговаривали с профессором… гм.-.гм…
— Да. Энцо Дженетти.
Да. В таком случае, вам все ясно, не так ли?
— Было бы чересчур утверждать нечто подобное, господин Зунг.
— Э-э, я, конечно, не говорю об этой ужасной двойной трагедии.
— Я тоже.
На его лице мелькнула легкая тень недовольства
— Чрезвычайный Председатель Совета безопасности не привык, чтобы его прерывали.
— Как вас зовут, молодой человек? — очень любезно, но с ноткой пренебрежения в голосе спросил он.
— Симов. Тервел Симов, господин Зунг.
— Да. Прекрасно. Видите ли, месье… Симов. Или нет! Тервел! Позволь мне называть тебя Тервел. Ты ведь мог бы быть мне сыном.
Этого мне только не хватало! Полный абсурд!
— Конечно, господин Зунг! — с мальчишеским энтузиазмом ответил я.
Я был весь на нервах, и было не похоже, что время, проведенное с ним, меня успокоит. Его методы были хорошо известны, но им трудно было противостоять. Он использовал «доброжелательные» выражения и похвалы, которые унижали, не давая возможности защищаться. Он обескураживал неожиданными отступлениями и неуместной снисходительностью. Отвечал насмешкой на самые серьезные и долго обдумываемые доводы. Начинал рассказывать анекдоты именно в тот момент, когда его собеседник старался выстроить наиболее сложный логический вывод… Другими словами, Зунг был не из тех, с кем приятно встречаться.