В этот момент цветной полог откинулся, и оттуда показалась заспанная мордочка Какаранджеса – третьего участника поездки.
– Почему остановились? – спросил Какаранджес.
– Перекур, – серьезно ответил Буртя.
– Ну тогда я еще посплю, – Какаранджес задернул полог и откинулся назад на подушки, где после бессонной ночи рядом с ним отсыпался старший сын Брэтиано и старший внук Муши – Драго Христофоров.
Буртя с минуту глядел на деда: как благодушно он курит трубку, какие широкие у него ладони, какой лучистый и мудрый взгляд…
– Муша, а правда, что ты лошадям умеешь приказывать одним только взглядом, и они его слушают лучше кнута?
– Клянусь своей бородой! Чтобы небо мне на голову упало, если я вру!
– А как ты это делаешь?
– Сейчас покажу. Вон на этом, – старый цыган указал вперед, и Буртя увидел, что им навстречу несется запряженный соловой мастью двухколесный возок. Скоро уже можно было рассмотреть расписные узоры у него на бортах. Крестьяне в таких не ездят. «Купчик или приказчик», – подумал Муша.
Раскрашенный возок быстро приближался. Правил им и точно приказчик из Мырвича – курносый, румяный и гладкий, как чайник. Вез он перины. Небрежно увязанные, на крупных ухабах они приподымались, словно девичьи груди от глубокого вздоха. Приказчик торопился и задал лошадке хороший темп.
Старик Христофоров прикрыл глаза и едва заметно шевелил губами.
Стремительный возок поравнялся с урдэном. Поскольку дорога позволяла разъехаться без взаимных уступок, приказчик не удостоил цыган и взглядом.
Муша продолжал бормотать, а Буртя, как ни напрягал слух, не мог разобрать ни слова. Зато лошадь услышала! Протащив возок шагов за полста вперед по дороге, она заржала и встала так резко, словно на нее набросили аркан. Приказчик не понял, что произошло.
– Но-о! – гикнул он. – Давай! Пошла!
Лошадь не двигалась.
Хозяин пустил в дело кнут – без толку. Соловая по-прежнему упиралась.
Приказчик раздраженно оставил козлы, обошел лошадь слева и попытался ухватить ее под уздцы, но та злобно щелкнула зубами, едва не оттяпав хозяину пальцы. Приказчик отпрыгнул и растерянно оглянулся.
Муша наблюдал за его действиями с самой благодушной физиономией в мире.
Приказчик чертыхнулся, погрозил лошади кулаком и энергичной походкой направился к урдэну.
– Эй, цыган! Не скажешь, что с моей клячей? Как взбесилась, ей-богу! Чуть не укусила! А всегда была смирная! Ничего не понимаю. Может, ты понимаешь? Я заплачу!
– Мне от тебя денег не надо, – внушительно сказал Муша. – Я так посмотрю.
Он спустился с урдэна и направился к «взбесившейся» лошади. Соловая стригла ушами и беспокойно переступала на месте. «Что же он сделает?» – размышлял приказчик, но ход его мыслей прервался просьбой:
– Дядя, дай грошик.
Буртя просил без заискиванья, по-деловому, словно этот «дядя» был ему должен.
Выбранный тон показался приказчику несколько странным. Он привык, что нищие давят на жалость и умаляются, но цыганенок не видел в попрошайничестве ничего постыдного – он относился к нему как к ремеслу. Это был его скромный вклад в копилку семьи.
– Держи, – приказчик, не сводя глаз с Муши, который уже совершенно по-дружески гладил лошади спутанную гриву, рассеянно полез в карман за медяшкой.
Буртя быстро спрятал полученную монету, но полез к «дяде» снова:
– А хотите – я на пузе станцую?!
Неизвестно, что ответил бы ему приказчик на этот раз, только в тот же момент старый Муша повернулся и, с сожалением покачав головой, объявил свой диагноз:
– Тяжело ей, добрый человек! Перегрузил ты ее. Устала!
– Да у меня тут одно тряпье! – приказчик в недоумении кивнул на перины.
– Как знать, как знать… Может, черт тебе в тряпки чего засунул, ты сам не знаешь, а лошадь чует – вот и не везет.
– Про чертей ты внукам рассказывай!
Муша развел руками:
– Я что знал, то сказал, милый человек.
– Полно, цыган! Не обижайся! Тороплюсь… Видит Бог, как поспеть мне надо! К вечеру, в Дубно. Выручай! Скажи, что ты хочешь?
– Ничего не хочу. Разве выпить бы малость за то, чтобы лошади твоей полегчало!
– Это можно, – приказчик мгновенно достал из-под сиденья полуштоф с вином и протянул старику. Тот принял подарок и поднял тост:
– Чтобы все у тебя было хорошо! Счастья, здоровья… До ста лет тебе жить и беды не знать! Вот как я сказал! Чтоб нечистый, глухи наши уши, в твои дела не лез! Ну-ка сядь-ка теперь: авось да поедешь!