Тошио с Ниламией ушли, а девушка осталась обдумывать план, как бы, по-тихому, отобрать у парня кшитидж – ведь он мог помочь ей решить все материальные проблемы за один раз. И решила, что самое разумное будет получить лицензию, и подождать заказа на Дальние Планеты, а до тех пор надо следить, чтобы этот тамратский растяпа нигде больше свой амулет не посеял, не забыл и не потерял.
* В Коммуне Рабас, например, гомосексуализм считался уголовно наказуемым преступлением.
Немного из истрии 44 сектора
Основная информация о Роде Караторус
подчерпнута из книги «Колокол времени»,
глава Х «Исчезнувшие»,
Единственный экземпляр книги
храниться на Шого-Складе
Род Караторус ускоренными темпами терраформировал планету Хорби-Зерпенту: в это были вложены все средства, которые были у Рода, даже хранимые веками фамильные ценности, а Племя Тусума отвечало за охрану. К планете теперь не могли приблизиться ни Кланы, ни те, кто повылазил со всех щелей, почувствовав, что Кланы ослабели.
Условие, при котором Тусума согласились помочь Караторус, было полное безоговорочное подчинение Рода патриархальным законам Племени. Караторус легко согласились с этим, потому что в их планы входило настолько радикальное изменение образа жизни при котором все договоры просто теряли смысл... (окончание следует).
Глава 11. «Дикие» наниты
Центр, планета Хорби-Зерпента
«Пони» должен был лететь по строго заданному маршруту гонки из шести планет и десяти астероидов четырех планетных систем, и вернуться на «Ороборус» в точно назначенный срок, перевозя из одного пункта в другой какой-либо груз. Метеоритный дождь – акаваан*, застал корабль прямо перед возвращением на станцию. И вот теперь компаньоны застряли на Хорби-Зерпента – Змеином Цветке, в планетной системе, которую они должны были пролететь, не останавливаясь.
Наряду с Курусой и Румпой, Хорби-Зерпента входила в тройку самых гиблых мест 44 сектора. Не считая, конечно, почти всех Дальних и некоторых Пограничных Планет.
Очнувшись, после не совсем удачного знакомства с местной флорой, Джая, тем не менее, чувствовала себя так хорошо и уверено – как никогда в жизни. А когда она увидела спящего в тени платановой яблони Тошио, ей, почему-то вспомнилось, что на Курусе, перед тем как ее «отключить» и поместить в стазис, парень сначала, что-то рассматривал у себя на руке. Вставать было лень, но посмотреть, что же у него на запястье, было очень интересно. Подтянувшись на локтях, девушка ловко подползла к спящему бойцу. Она даже и не подозревала, что умеет так хорошо ползать. И ползать оказывается намного удобнее, чем ходить. А ходить – это вообще тупо…
Отвернув край цесты на правой руке спящего бойца, она увидела у него на запястье рисунок – силуэты заснеженных гор, накрытых дисковидными облаками. Рисунок, то становился четким, объемным, то почти пропадал, и Джая догадалась, что это – нанитовая татуировка, и стала думать, чтобы бы этот символ мог означать. Почти додумалась или вернее вспомнила, что на Тамрате, откуда был родом боец, есть горы – Крессаты. Да какая разница! Тут ее снова сморило и она, свернувшись калачиком прямо на Тошио, опять заснула.
Придя в себя, парень обнаружил, что у него на груди лежит сказочная красавица в золотой диадеме (Тошио проснулся, потому что поцарапался об нее щекой), с золотистой кожей, чуть более солнечного оттенка, чем кожа у шогайцев, абсолютно голая по пояс, а ниже пояса, у нее был золотой змеиный хвост. Остатки Джаиной одежды валялись на некотором расстоянии от дерева, под которым они лежали.
Событие напугало бойца, но не сильно удивило. Как человек выросший в 44 секторе, Тошио сразу понял, что произошло – Джая заразилась «дикими» нанитами. Девушка тоже проснулась и они некоторое время просто смотрели друг на друга: боец со страхом и восхищением, а Джая, так, как будто бы его не узнавала. Потянувшись, Джая-Змея красиво выгибаясь, поползла к ближайшему озерцу и стала там плескаться. От воды, ее тело засияло на солнце, как живое горячее золото, а от мокрых чешуек хвоста, как от маленьких зеркал, во все стороны побежали веселые солнечные зайчики. Зрелище это было, настолько завораживающе красивое, что при других обстоятельствах, боец бы согласился смотреть на это всю жизнь, но такую роскошь он позволить себе не мог.