— Господи Иисусе! — простонал Гжиб и принялся рвать на себе волосы.
— Ну, не с чего вам голову терять, — заметил Гроховский. — Всего-то триста тридцать рублей — мне, Слимаку да Иоселю. Для вас это пустое дело.
— Нет, не буду столько платить! — заявил Гжиб.
— Да я сам заплачу, как только женюсь на Ожеховской, — выкрикнул Ясек.
— Холеру ты заплатишь!.. Дождешься от тебя!.. — не унимался старик.
— Ну, коли так, — рассердился староста, — пускай идет под суд. Ты не в шутку у нас воровал, и я с тобой не стану шутить. Собирайся!
И он потащил огромного парня за шиворот.
— Тятенька, смилуйтесь… ведь один я у вас!.. — взмолился Ясек.
Старый Гжиб поочередно взглядывал то на сына, то на Гроховского, то на Слимака.
— Ух, и жадный же вы, тятя!.. Ни за грош губите меня на всю жизнь! — причитал Ясек.
— Вишь, как он теперь запел, — подтрунивал староста. — А помнишь, как ты возле правления курил сигару да посмеивался, что меня обворуют… Я сказал, что не обворуют, и вышло по-моему, а ты теперь ревешь, как баба! Ты вот сейчас посмейся… Ну, пойдем. Увидишь, отец твой не вытерпит, догонит нас дорогой.
— Постой, постой!.. — засуетился Гжиб, видя, что староста и вправду тащит парня к саням.
Гроховский остановился. Гжиб кивнул Слимаку, и они отошли за сарай.
— Вот что, кум, я вам посоветую, — начал Гжиб понизив голос. — Ежели хотите, чтобы мы жили с вами по-добрососедски, вы знаете, что сделайте?..
— Почем я знаю? И откуда мне знать?
— Женитесь на моей сестре.
— На Гавендиной? — спросил Слимак.
— Ну да. Вы вдовец и она вдова, у вас десять моргов, у нее пятнадцать и нет детей. Я возьму себе ее землю, раз уж она рядом с моей, а вам дам пятнадцать моргов из Хаммеровой, — вот и будет у вас двадцать пять моргов в одной полосе.
Слимак задумался.
— Сдается мне, — заметил он, — будто ее земля, стало быть вашей сестры, получше Хаммеровой.
— Ну, так я вам дам побольше лугов. По рукам? — настаивал Гжиб.
— Кто его знает? — протянул Слимак, почесывая затылок.
— Ну, по рукам, — твердил свое Гжиб. — А вы за мою доброту заплатите сто пятьдесят рублей Гроховскому да сто Иоселю.
Слимак заколебался.
— Я еще не схоронил свою бабу, как же тут жениться на другой? — вздохнув, сказал он.
Старик вышел из себя.
— Не дури! — крикнул он. — Ты что? Разве без бабы обойдешься в хозяйстве? Все равно женишься, не сейчас, так через полгода! Померла покойница — и крышка! А кабы могла она теперь голос подать, сама бы сказала: «Женись, Юзек, и не вороти нос от такого благодетеля, как Гжиб!»
— Чего это вы повздорили? — спросил, подходя, Гроховский.
— Я говорю, чтобы он женился на моей сестре, на Гавендиной, а он артачится, — ответил Гжиб.
— Ну, а как же! Вы хотите, чтобы я из своего кармана заплатил Гроховскому и Иоселю, — оправдывался Слимак.
— А пятнадцать моргов земли, а четыре коровы, а пара лошадей и всякая утварь — это что? — петушился Гжиб.
— Дело стоящее, — вмешался Гроховский. — Да только как ему управиться на двух полях?
— А я с ними поменяюсь, — объяснил Гжиб. — Сестрину землю возьму себе, а им выделю пятнадцать моргов здесь, возле его хутора.
— Да ведь это Хаммерова земля! — возразил Гроховский.
— Какая там Хаммерова! — крикнул Гжиб. — Они нынче же мне ее продадут, а денька через три, не позже, мы съездим к нотариусу, и я куплю у Хаммера всю ферму. Вот для этого лоботряса! — прибавил он, кивнув головой в сторону Ясека.
— Так они, что же, удирают отсюда? — спросил Гроховский.
— Э-э-э… Они бы тут до скончания века сидели, да Слимак не захотел продать свою землю и спутал все их расчеты. Они и обанкротились…
Гроховский размышлял.
— Ну, ничего не поделаешь, Юзек, женись, — вдруг сказал он Слимаку. — Будет у тебя двадцать пять моргов земли, да и женка хоть куда.
— Фью!.. — присвистнул Гжиб. — Дородная баба.
— И достатки у нее немалые, — прибавил Гроховский.
— И еще народит душ шесть ребятишек, — подхватил Гжиб.
— Барином заживешь, — заключил Гроховский.
Слимак вздохнул.
— Эх! — сказал он. — Одно жалко, что моя Ягна этого не увидит…
— А кабы она видела, не было бы у тебя двадцати пяти моргов, — вразумлял его Гроховский.
— Ну, так по рукам? — спросил Гжиб.
— Воля божья! — снова вздохнул Слимак.
— Жалко, нечем вспрыснуть, — подосадовал Гроховский.
— Осталось у меня чуток меду, что привез благодетель, — сказал Слимак и медленно, повесив голову, пошел в конюшню.
Через минуту он принес бутылку и зеленоватую рюмку, наполнил ее и обратился к Гжибу.
— Ну, кум, — поклонился он, — ну, кум, пью за ваше здоровье и за то, чтоб никогда больше у нас с вами не было ссор. А еще прошу вас, как брата или как отца, замолвить за меня словечко перед вашей сестрицей, стало быть Гавендиной, ибо имею я охоту на ней жениться — с вашего дозволения и благословения господня.
Он выпил, поклонился Гжибу в ноги и подал ему полную рюмку.
— А я тебе говорю, брат Слимак, — отвечал Гжиб, — что дражайшая моя сестрица уже вчера, когда был у нас ксендз, подумала о тебе. А нынче прислала тебе самый большой кулек крупы, пшеничную булку и кусок масла, да еще наказывала, чтобы ты перешел к ней жить, покуда сызнова не отстроишь свою хату. И я, то же самое, от души тебе рад, как родному брату, потому что ты один изо всей деревни не поддался этим вероотступникам и немало потерпел в войне с ними, за что тебя наградит господь.
Гжиб выпил и подал рюмку Гроховскому.
— Очень я доволен, — сказал староста, когда ему налили меду, — очень я доволен, что все так хорошо обернулось. А потому желаю тебе, брат Слимак, радости от новой жены и от Ендрека, благо его нынче выпустят из каталажки. А вам, брат Гжиб, желаю радости от нового зятюшки и от вашего непутевого Ясека да еще — чтоб этот негодяй наконец остепенился. А тебе, Ясек, желаю на новом месте хозяйничать лучше немцев и в чужие конюшни не заглядывать, а то против тебя мужики уже сговариваются и раскроят тебе башку при первой оказии, аминь.
— На той неделе куплю у Хаммера ферму, а после праздников сыграем сразу две свадьбы! — крикнул повеселевший Гжиб.
После этих слов все четверо принялись обниматься и лобызать друг друга, а Слимак, заметив, что мед уже выпили, послал батрака Гроховского в деревню к Иоселю за бутылкой водки и бутылкой арака.
— Мало будет, брат! — вмешался Гроховский. — Накажи Иоселю прислать штофа три водки да бочонок пива: увидишь, нынче на похороны покойницы привалит тьма народу.
Слимак послушался разумного совета старосты и правильно сделал.
Под вечер, когда привезли гроб из местечка, проводить Слимакову пришло столько народу, что и старожилы не помнили таких похорон.
Договор свой мужики выполнили в точности. Гжиб в течение недели приобрел у Хаммеров ферму и еще до великого поста справил обе свадьбы — Ясека с Ожеховской и Слимака с Гавендиной.
Как раз к началу весны в деревню приехал землемер и произвел обмен земель между Гжибом и Слимаком. А в тот самый час, когда забили в землю первый колышек, из колонии выехали фургоны, увозившие имущество Хаммеров.
Осенью Ясек Гжиб с женой перебрался на ферму, а у Слимака к тому времени уже была хата и все основания надеяться на прибавление семейства. Пользуясь этим обстоятельством, вторая жена Слимака частенько отравляла ему жизнь, обзывала нищим и кричала, что ей он обязан всем своим богатством. Расстроившись, Слимак удирал из хаты на холм и там, лежа под сосной, размышлял о той удивительной борьбе, в которой немцы потеряли землю, а он четырех близких ему людей.
В деревне давно позабыли Слимакову, Стасека, Овчажа и сиротку, но Слимак помнил даже околевшего Бурека и корову, которую из-за нехватки кормов отдали мясникам на убой!..
Из других лиц, причастных к борьбе Слимака с немцами, дурочка Зоська умерла в тюрьме, а старуха Собесская — в корчме Иоселя. Остальные, в том числе и Иойна Недопеж и поныне живы и здоровы.
Примечания
Повесть впервые опубликована в 1885 году в журнале «Вендровец» («Путешественник»), пропагандировавшем в то время обращение к народной тематике. Во главе журнала стояли польские писатели Ст.Виткевич, А.Сыгетинский и А.Дыгасинский.