— А ты сам сюда, в эту помойку, напросился?
Полковник поморщился. Ему не понравились вопрос и тон, которым он был задан. Но он заставил себя улыбнуться и четко, по–военному, ответить:
— Так точно. У меня были на то причины.
— А какова причина бунта казаков яицких?
— Так я же докладывал только что! — удивился Неронов.
— То было по–казенному. А я вот хочу послушать по–простецкому и более понятному!
Но до Ивана Андреевича все еще не доходило, почему императрица прислала именно Неронова. А этот хлыщ столичный хоть сам–то понимает, куда попал? Губернатор внимательно осмотрел форму полковника: новенькая, а с ножен сабли свисает крепкий узел из желтой хлопчатобумажной тесьмы вместо блестящей золотой канители; но при этом мундир как с иголочки, без единого пятнышка.
— Так что? Почему казаки взбунтовались–то?
— Давно у них назревало, — пожав плечами, перешел с казенного на нормальный тон Неронов. — Еще с 1762 года. Атаман Меркурьев со старшиной Логиновым разошлись во взглядах, и потому казаки яицкие тоже разделились. Те казаки, что Меркурьева поддержали, помалкивали. А кто занял сторону старшины, так те все жаловались на притеснения разные от канцелярии, учиненной в войске правительством!
— А на что жаловались? — полюбопытствовал губернатор.
— Так я ж… — Неронов спохватился, откашлялся и продолжил: — Жалованье недоплачивали, налоги выдумывали, да и права и обычаи рыбной ловли как будто поурезали. На жалобы чиновники не реагировали!
— И что, за то и бунтовать вздумали? — усмехнулся губернатор.
— В тысяча семьсот шестьдесят шестом году генерал Потапов, а в шестьдесят седьмом генерал Черепанов усмиряли казаков. Многих примерно наказали.
— Видать, мало наказали, раз снова бучу поднимают. — Иван Андреевич наконец–то указал Неронову на стул: — Присаживайтесь, полковник. По глазам вижу, что вам еще есть о чем мне сказать.
Неронов недоумевал. «Непонятливость» оренбургского губернатора удивляла его, раздражала и настораживала.
— Тут еще калмыки свою лепту внесли к недовольству казаков.
Иван Андреевич что–то записал и посмотрел на полковника:
— Ты про тех калмыков, что кочуют ордами по степям между Волгой и Яиком? Но они России всегда верно служили. И границу охраняли.
— Так что калмыки–то учудили? Они же мирные, как овцы?
— Прижимать их зря много приставы начали. И они сбе–жали. В Китай.
— Ку–у–да?
— По киргизской степи в Китай! — уточнил Неронов.
— А казаки тогда почему взбунтовались?
Прежде чем ответить, полковник ненадолго задумался:
— Даже не знаю, как сказать.
— Как скажешь, так скажешь, — кисло улыбнулся губернатор. — Я пойму!
«Как же, поймешь, тупица! — зло подумал Неронов. — Доклад зачитал, а ты ничего так и не понял!» А вслух сказал:
— Яицкому войску велено было в погоню за калмыками двинуться. Их задача — остановить беглецов и возвратить обратно! Но казаки отказались исполнять повеление. И… взбунтовались! Потому мне поручено было возглавить Следственную комиссию.
— И что вы выявили?
— Под предводительством казака Кирпичникова подошли к дому капитана Дурнова и потребовали выдачи якобы задержанного жалованья. Генерал–майор Траубенберг приказал им разойтись. Но казаки проявили неповиновение. Они набросились на Траубенберга и его солдат. В результате генерал был убит, Дурнов изранен, членов канцелярии взяли под стражу, а на их место посадили «свое начальство»! Они даже, набравшись неслыханной наглости, отправили своих вы–борных в Петербург. Но не пощады просить за мятеж, а оправдать свой бунт кровавый! Но из Москвы для усмирения и наказания бунтовщиков был послан генерал Фрейман с отрядом гренадеров и артиллерией. Фрейман наголову разбил бунтовщиков. Бежавших переловили, остальных усмирили.
— И теперь разбираешься с бунтовщиками ты.
— Так точно, ваше высокопревосходительство!
— Много их в Оренбург понагнали? — подводя черту, спросил губернатор.
— Много, — ответил Неронов.
— Мест в тюрьме хватило?
— Нет. Кого не поместили, от вашего имени рассадили по лавкам Гостиного и Менового дворов.
— Ах, да, — вспомнил губернатор, — я действительно подписывал такое распоряжение. Так чего им ожидать?
— Видите ли, должно же как–то наказываться человеческое упрямство, — улыбнулся полковник. — Особой строгости проявлять не велено, но меры будут приняты соответствующие.
— Ладно. Как вы устроились?
— Ничего. Думал, хуже будет!
* * *
Полковник Неронов уселся за стол в тюремном дворике и крикнул приставу: