Кто-то изо всей силы ударил Шульце пивной кружкой по затылку. Здоровяк почувствовал, как у него помутилось в голове. Его качнуло вперед. Сквозь кровавый туман, застлавший глаза, шарфюрер различил скалящуюся физиономию Мясника, который оказался прямо на его пути. «Это как раз то, что тебе требовалось!» — прорычал гауптшарфюрер Метцгер и пинком ноги втолкнул Шульце обратно в дерущуюся, визжащую, бешено орущую толпу.
— Ублюдок! — прорычал в ярости Шульце. Он потряс головой, точно бык, отгоняющий назойливых мух. Затем, почувствовав, как в голове у него немного прояснилось, бросился на тех, кого ненавидел сейчас больше всего, — на военных моряков.
Снаружи раздался вой сирены автомобиля фельджандармерии.
— Цепные псы подъехали! — воскликнул Матц, хватая Шульце за локоть.
— Отпусти меня! — разъяренно зарычал Шульце. — Дай мне убить этих негодяев — всех до одного!
— Замолчи! — истерично закричал Матц. — Ты что, хочешь, чтобы нас отправили в госпиталь «Шарите», ты, тупоголовый осел? Следуй за мной, идиот! Мы сейчас выберемся наружу так, что никто нас не заметит, — через окно туалета!
До Шульце наконец дошло, чем они рискуют. И он, хоть и нехотя, но все же согласился с приятелем. Вдвоем они проложили себе путь сквозь дерущуюся толпу и скрылись в туалете. Это случилось буквально за секунду до того, как в заведение Рози-Рози ворвались фельджандармы с резиновыми дубинками наперевес.
Через тридцать минут они выволокли наружу последнего упирающегося солдата, и командовавший подразделением лейтенант подписал представление на имя немецкого военного коменданта города, поданное ему Жо-Жо. В представлении перечислялись убытки, причиненные заведению дерущимися, и указывалось, что они должны быть оплачены германским военным командованием.
После того как полиция отбыла восвояси, Рози-Рози осталась одна на середине зала, оглядывая разрушенную обстановку и машинально массируя левую грудь, которая тоже пострадала в драке. Она массировала ее так, точно мяла хлебный батон. Однако мысли хозяйки были не об испорченной обстановке и не о причиненных убытках. Она размышляла над странными словами двух молодых немецких солдат, которые ей довелось сегодня услышать. Они оба страшно жаловались на натертые и разбитые ноги. На ноги, которые так пострадали во время марш-бросков к батарее Геббельса. Но с чего бы это военнослужащие батальона СС «Вотан» начали вдруг совершать пешие марш-броски к батарее — ведь у них было вдоволь и бронетранспортеров, и военных грузовиков, и другого транспорта? Почему они вдруг решили тащиться в Берневаль на своих двоих? Это могло означать что-то очень важное… хотя, с другой стороны, это могло и не значить ничего. Совсем ничего. Но, чтобы быть спокойными, все это требовалось проверить.
— Жо-Жо! — позвала своего невысокого любовника Рози-Рози.
— Да, милая? — тут же отозвался Жо-Жо, к нижней губе которого, как обычно, была приклеена тлеющая сигарета.
— Тот немецкий гауптшарфюрер, что только что был у нас, хочет через полчаса воткнуть в меня свой кусок мяса. У себя дома.
— Ну и что? — зевая, ответил Жо-Жо.
— То, что из-за этого у меня не остается времени! Поэтому идти придется тебе!
— Куда?
— Идти повидать англичанина. Я хочу, чтобы ты сообщил ему следующее…
Глава восьмая
— О, тысяча чертей, — произнес на своем неистребимом ужасном кокни[24] полковник Фергюс Макдональд, носивший титул лэрда[25] Аберноки и Дерта, и попытался опустить пониже краешек своей юбки-килта, который беспощадно задирал вверх порывистый ветер, налетавший со стороны Ла-Манша. — В такие деньки чувствуешь, как ветер насквозь продувает яйца, Фредди!
Отчаянно картавивший майор Фредди Рори-Брик, которого военнослужащие 7-го батальона коммандос за глаза называли Багровый Член, оторвал взгляд от перекатывающихся далеко внизу зеленоватых вод Ла-Манша.
— Мне кажется, что вам вообще необязательно носить килт, сэг. — Он поплотнее вставил в глаз монокль и оглядел с ног до головы невысокого рыжеволосого полковника, щеголяющего в полном традиционном облачении шотландского горца, включая развевающийся клетчатый килт с характерным узором рода Аберноки. — Не так ли?