Такова цирковая судьба, сулящая Амаль Меретук в будущем славу огромную, роскошные яства, пуховую постель и шелковые одежды. А пока значительную часть своей жизни Амаль Меретук проводит на облучке цирковой кибитки. За её спиной, под брезентовым кузовом два сундука с бесценными дарами клоуна Страбомыслова. В одном нарядные платья, пошитые умелой портнихой из плотного шёлка. Другой полон растрёпанных книжек. Их обветшалые страницы, их запах, их тихий шелест полюбился Амаль Меретук не меньше, чем красивые платья. Кроме "Учебника логики" и "Русского правописания", там было простенькое издание книг господина Карышева "Бог не опровержим наукой" (учебник для офицеров военных училищ), "Состав человеческого существа", "Сущность жизни". Благодаря сундуку Страбомыслова в моём распоряжении оказались и "История государства Российского" господина Карамзина, и учебники по естественным наукам. В том же сундуке хранились и главные русские романы девятнадцатого столетия. На этом Страбомыслов не экономил. Прекрасные издания с золотыми обрезами и латунными застёжками на кожаных переплётах Амаль Меретук зачитала до дыр. Так, пересекая Россию от Чёрного моря на север и от Уральских гор до Польши, Амаль Меретук в то же время путешествовала от "Евгения Онегина" и "Героя нашего времени" к "Обломову". Промежуточными станциями на этом пути являлись "Мёртвые души", "Война и мир", "Анна Каренина", "Отцы и дети", "Господа Головлёвы", "Идиот", "Преступление и наказание", "Бесы"…
Под копытами лошадей пыльная колея дороги, огибающей зелёный холм. На холме, под церковной стеной кладбище. Кресты на могилках с увядающими веночками, кованые оградки. Такие места любит русский Бог. Он суров и строг со своими чадами. Но он и настоящий, единственно подлинный. Совсем девчонка, я видела, как крестились на церковные купола мои товарищи — цирковые артисты, и, следуя их примеру, крестилась сама, хоть на моей шее и не было креста. Мне не требовалось доказательств подлинности русского Бога во всей его суровой доброте. Для меня доказательство Божьего бытия — частички мощей, зашитые в трико воздушных акробатов, лик Николы чудотворца в потайном кармане шутовского балахона Страбомыслова, их сосредоточенная и страстная сомолитвенность перед каждым представлением.
Путешествуя из города в город, я сначала узнала Россию и выучила, наконец, русский язык не только в устной его форме, но и в письменной тоже. Русской грамматикой мои познания не ограничивались.
Страбомыслов действительно неплохо разбирался в алгебре и геометрии. Науки эти, не слишком-то мудрёные для живого ума, он сумел преподать и мне. Изучение же русской литературы я завершила пьесами того самого Антона Чехова, рассказы которого читал мне вслух Хозяин из "Нового времени". У этого самого Антона Чехова мы гостили в местечке Мелихово в 1898 году. Конечно же, уездный город С. видел представления цирка Афанасия Страбомыслова. Там же Клоуну пришла в голову новая мысль, которую он назвал "коронной".
— Я тебя окрещу и зваться ты будешь Амалией Афанасьевной Меретук. Так тебя и запишем в метрической книге, — сказал он мне однажды.
— Таким образом, если ты решил удочерить меня, то я должна стать Страбомысловой, — ответила я.
— Страбомыслов — неблагозвучная фамилия, которая подходит лишь такому толстому и нелепому мужчине, как я. А Меретук — как дроби барабанных палочек. Меретук — это торжество, слава! Это ты! Какой успех! После моей смерти ты унаследуешь моё дело. Мой цирк станет твоим. Понимаешь?
— Цирк Страбомыслова — это firma. Это слава. Это деньги. Это доход, — возразила я. — А что такое Амаль Меретук? Амаль Меретук — это просто я и ничего более.
Но Афанасий Страбомыслов никогда не спорил с Амаль Меретук. Афанасий Страбомыслов всегда и всё делал по-своему.
Обряд моего торжественного крещения проходил в храме неподалёку села Мелихова. Помнится, то была церковь Рождества Христова. Поп оказался очень добросовестным, оттого обряд и длился несколько часов. Присутствовали все наши цирковые, а также приятель Страбомыслова местный земский врач и благотворитель по фамилии Чехов, уже упоминавшийся мною ранее. Все мы слишком устали тогда, и вернувшись к своим кибиткам, крепко выпили, да и повалились спать.