Ход восьмой. Успешное противодействие чёрных. С 14 по 22 декабря русское командование отражает обходный маневр турок. При этом остатки 9-го турецкого корпуса охвачены русскими в районе северо-западнее Сарыкамыша и 22 декабря взяты в плен со всем командованием корпуса.
Ход девятый. Белые отступают. Ослабленный 10-й турецкий корпус, против которого русские сосредоточили ударную группу за счет войск, подтянутых из состава Сарыкамышского отряда и из крепости Карс, сумел искусно выйти из боя, оттянув одну пехотную дивизию на Ольты, а другую — к Бардусу.
Ход десятый. Контратака чёрных. С 24 декабря началось преследование русскими 10-го турецкого корпуса, остатки которого совместно с 11-м турецким корпусом, руководимым Энвер-пашой, пытались остановить русских коротким контрударом. Мероприятие запоздалое. Ошибка его состоит в том, что следовало бы начать преследование сразу же, то есть 22 декабря. В этом случае наша шахматная партия и завершилась бы раньше, и, возможно, имела бы иной исход.
Впрочем, далее события развивались несвойственным для шахмат манером — белые раз за разом пропускали свои ходы. То был период торжества чёрных, которые сумели обратить оборонительную операцию в наступательный порыв.
Итак, в связи с занятием турками в первый период операции Ардагана, откуда они, по мнению русских, могли угрожать в сторону Боржома или даже Тифлиса, русские предприняли операцию с целью уничтожения этой группы турок, которая закончилась 21 декабря разгромом турок у Ардагана. В операции наиболее активное участие приняла Сибирская казачья бригада, переброшенная из Тифлиса. Преследование турок началось с опозданием на двое суток. За это время турки, конечно же, успели оторваться от русских. Зато русским удалось использовать для маневра в горах и конницу.
Теперь о бардусском направлении. Здесь русские, произведя в короткое время перегруппировку сил, в свою очередь успешно нанесли удар туркам в направлении на Бардусс.
Таким образом, к 5 января 1915 года русские отбросили турок как на ольтинском, так и на сарыкамыш-ском направлениях на их прежние исходные позиции, с которых они начали Сарыкамышскую операцию.
Во всё время своего рассказа полковник Пирумян водил пальцами левой руки на старой с обтрёпанными краями карте. Десницей же он сжимал гриф гитары. По завершении своей речи, рассказчик погладил карту, откинулся, удовлетворённый, огладил свои армянские усы и снова принялся перебирать гитарные струны. Он дёргал их и теребил, извлекая нестройные, напоминающие мелодии среднеазиатских мусульман, звуки. Не выдержав сей муки, я, Павел Лебедев, со всем христианским смирением заложил уши кусками пеньки.
Тотчас же по завершении сей короткой спасительной манипулии передо мной возник образ Ковшиха. Орущий, брызгающий слюной холодный образ. Я разводил руками, делая вид, что вовсе потерял слух, но Ковших настаивал и даже позволил себе рукоприкладство в виде постукивания по моему лбу обутой перчаткой правой рукой. Пришлось ради спасения субордиции освободить уши от защищавшей разум пеньки. Тут же сонмища звуков самого оскорбительного содержания ворвались в мою голову. Ковших требовал медяков, поминутно поминая возлюбленного им Иегову. Вот чёрт! Я принялся рыться в карманах. Нашлось всего пара пятаков, полученных мною самым честным образом в виде чаевых от господ офицеров.
— Господь мой всемогущий! — проорал Ковших, убегая. — Не надо кроить такие морды, скаред! Я тебе всё возмещу…
И хлопнул входной дверью, оставив по себе волну морозного воздуха с лёгкой примесью смрада гниющей плоти. Я глянул в окно. Обоз с ранеными застыл под нашими окнами. Вдоль череды саней взад и вперёд бегал незнакомый возница. Какой-то бешеный унтер орал матерно прямо под окнами офицерского собрания. Я хотел было выйти, чтобы напомнить самаритянам о благопристойности, но меня остановил командирский окрик, вырвавшийся из глотки черкески 2-го Кизляро-Гребенского полка.
— Эй, ты! Чай остывает. Подай самовар! — взревел подъесаул Медведев.
Пришлось поворачиваться с самоваром и чистыми приборами для господ. Разговор в собрании между тем продолжался.
— Каков же итог сей басни? — спросил подъесаул Зимин, адресуясь всё к тому же их превосходительству полковнику Пирумяну.
— По шахматной терминологии, принятой к использованию полковником Пирумяном, думаю, это ситуация цуцванга для белых, когда любой ход турок ухудшает их ситуацию, — усмехнулся полковник Масловский. — И да! Всё дело происходило в ужасные морозы. Но, как видите, успех! Сокрушительный успех русских!