Джон Дрейк
ФОРТУНА ФЛЕТЧЕРА
(Приключения Флетчера — 01)
ВСТУПЛЕНИЕ
В 2012 году я приобрел на аукционе собрание томов в кожаных переплетах, представлявших собой мемуары небезызвестного Джейкоба Флетчера (1775–1875), а вместе с ними — «Архив Флетчера»: несколько больших коробок с письмами, бумагами, гравюрами, газетными вырезками и памятными вещицами.
Мемуары были надиктованы Флетчером клерку по имени Сэмюэл Петтит (С.П.) в начале 1870-х годов, что доставило Петтиту немало мучений из-за щекотливости тем и грубости выражений. Однако Петтит до смерти боялся Флетчера, который то и дело грозился «выпотрошить и разделать на филе» своего писца, если тот не запишет каждое слово. Так что Петтиту оставалось лишь мелко мстить, добавляя в тома сноски уже после смерти Флетчера.
Таким образом, ниже следует прямая речь Флетчера, перемежающаяся главами моего собственного сочинения, написанными мною на основе скрупулезного изучения материалов «Архива Флетчера».
Джон Дрейк, Чешир, 2013 г.
— 1775 —
1
Столь кровавую и порочную повесть предстоит мне изложить вам, что я, право, не знаю, с чего начать.
Грейлинг дрожал в своей ночной рубашке: злой сквозняк так и гулял по его старческим, тощим как спички, ногам. Пока он пытался растолкать хозяина, на постель капал расплавленный воск со свечи.
— Сэр! Сэр! О, дорогой сэр! — скулил он, и тут же ночную тьму прорезала молния, высветив хлеставший в окно почти горизонтальный ливень. От раската грома он подскочил, и по носу его потекли старческие слезы жалости к себе. Наконец хирург Болтон заворочался и сел в постели. Тяжело моргая спросонья, он уставился на свечу и мысленно проклял жестокий мир, вырвавший его из уютной дремы.
— Боже милостивый! Боже милостивый! — пробормотал он. — Что стряслось?
— Сэр! Сэр! — закричал Грейлинг. — Там сумасшедший, спаси нас всех Господь! Внизу! Он едва дверь не выломал! Неужели вы не слышали, сэр?
Болтон взглянул на трясущегося от ужаса слугу, и это зрелище пробудило в нем самом дурные мысли. А что, если это сбежавший из лечебницы буйнопомешанный? Вдруг он опасен? Как бы то ни было, он уже в доме… Болтон вздохнул и откинул одеяло.
— Не бойся, — сказал он, стараясь говорить уверенно. — Долг хирурга — откликаться и на такой зов. Я сейчас же спущусь.
Наспех одевшись, Болтон спустился вниз — в парике, черном сюртуке и с ящичком инструментов под мышкой. В гостиной его ждал рослый мужчина в сапогах и со шпорами, который метался по комнате, словно тигр в клетке, а с его плаща на лучший индийский ковер Болтона стекала вода. Завидев хирурга, он ринулся вперед и схватил Болтона за руку.
— Мистер Болтон! — вскричал он диким голосом. — В Койнвуд-холле разверзся сущий ад! Вы должны ехать немедля!
Болтон узнал его. Это был Стэнли, главный конюх мистера Койнвуда из Койнвуд-холла, человек обычно трезвый и рассудительный. Но сейчас Стэнли безжалостно выволок хирурга из дома в черную ночь. Небо расколола молния, по лицу Стэнли метнулись дьявольские пляшущие тени, и Болтон содрогнулся не только от холода, когда громовой раскат, казалось, сотряс мир до самого основания.
— Живо, сэр! Живо! — крикнул Стэнли, попросту швырнув Болтона в открытую повозку, в которую была запряжена пара перепуганных лошадей, бивших копытами и рвавшихся с места. Он запрыгнул на козлы, щелкнул кнутом, и они понеслись с такой скоростью, что с Болтона тут же сорвало шляпу и парик, а сам он едва держался, вцепившись в сиденье. Лошади обезумели от бури, и Болтон съежился, несясь галопом сквозь мерзкую ночь под хлещущим дождем, среди шипящих молний, под комьями грязи, летевшими из-под тяжелых копыт. Койнвуд-холл находился всего в шести милях по дороге на Честер, но к тому времени, как они добрались до места, Болтон задыхался, был весь в синяках, промок до нитки и окоченел до мозга костей.
Когда они подлетели к парадному входу, из дверей под проливной дождь высыпали слуги — крича, голося и хватая их за одежду. В доме творилось неладное: все сияло огнями, повсюду в ночном белье сновали какие-то люди. Чьи-то руки стащили Болтона с повозки и втащили в дом.
В большом зале дела обстояли еще хуже. С одной стороны Болтон увидел экономку, миссис Мэддокс, — она билась в истерике и вопила, а за ее юбку цеплялись две маленькие служанки, вторившие ей жалобным плачем. С другой — кучка остолопов с тазами воды и окровавленными бинтами, которые неумело, как Бог на душу положит, пытались помочь раненому в кресле. А вокруг челядь металась, словно куры в курятнике, куда забралась лиса. Самих Койнвудов нигде не было видно.