— Тихо! — сказал он. — Мы достаточно долго этого ждали, и теперь, когда дождались, нам ведь не нужно, чтобы слуги обо всем прознали, верно? — Он еще раз крутанул руку Виктора для ясности. — Понял? — спросил он.
Виктор ахнул.
— Ублюдок! — выплюнул он и попытался укусить брата.
— Сука! — прошипел Александр и впечатал брата в стену, чтобы тот не дергался. — Слушай сюда, придурок ты эдакий. Ключи у нас! Неужели не понимаешь? Мы можем все выяснить. Все про Ублюдка…
Виктор перестал вырываться.
— Тогда отпусти.
— Будешь вести себя прилично?
— Да.
— Обещай!
— Да!
Братья выпрямились, разгладили складки на сюртуках и посмотрели друг на друга. Улыбнулись, потом рассмеялись.
— Ублюдок! — сказал Виктор.
— Да! — ответил Александр и звякнул в воздухе ключами. Он поклонился и предложил Виктору руку. Виктор ухмыльнулся, легко коснулся пальцами руки Александра, и они пошли вместе: один — смелый и мужественный в своем форменном сюртуке и напудренном парике, другой — стройный и блистающий в своем французском наряде в стиле «инкруаябль», на самом пике моды.
Десять минут спустя они были в личном кабинете отца — запретном кабинете, куда им никогда не разрешалось входить. Дверь была надежно заперта, а вокруг зияли открытые ящики, шкафы и сейфы. Монеты и банкноты были презрительно проигнорированы — братья деловито охотились за добычей покрупнее. Виктор искал в письменном столе потайные ящички, а Александр изучал колонны цифр, маршировавшие по страницам большой конторской книги, исписанной рукой отца.
Александр не был человеком впечатлительным. Он держал себя в ежовых рукавицах, показывая миру лишь то, что хотел. Но, читая, он чувствовал, как дрожат его руки, и не мог сдержать коротких нервных фраз, срывавшихся с губ.
— …больше, чем мы мечтали! — бормотал он. — …Гончарная мануфактура продает лондонским торговцам на двадцать две тысячи фунтов в год, не говоря уже об экспорте… Койнвуд-холл и поместье оценены в сто пятьдесят тысяч фунтов… золотые слитки в банке!
— Что? — переспросил Виктор, поглощенный своим занятием.
Александр покачал головой.
— Почему он довольствовался титулом баронета? Он мог бы купить себе пэрство! — Он повернулся к брату. — Виктор! Это решение всех проблем: твоих долгов, моих и матушкиных. Мы знали, что он богат, но, святой Иисусе! Это, возможно, величайшее состояние в Англии.
— Ага! — воскликнул Виктор, когда его пальцы нащупали потайную пружину, и из боковой части стола выскочил маленький ящичек.
Он выхватил оттуда пачку бумаг, и Александр тут же бросил конторскую книгу. Оба знали, что это может быть, и на сей раз обошлись без перебранок. Они разложили бумаги на столе и стали читать вместе.
— Где завещание? — с тревогой спросил Виктор.
— Здесь! — сказал Александр, хватая документ, и они прочли его от слова до слова, от точки до запятой.
— Итак, — сказал Александр, — оно, в общем-то, не говорит нам ничего нового.
— Вот именно, — подхватил Виктор. — Главное мы и так знаем. Старый ублюдок в семьдесят пятом составил новое завещание, оставив все Ублюдку. Он нам об этом достаточно часто напоминал, не так ли?
Александр кивнул и ткнул пальцем в разложенные перед ними письма.
— В любом случае, — сказал он, — посмотри на это. Здесь все про Ублюдка. Вот письмо к матери!
— Какая мерзость, — сказал Виктор. — Любовное письмо нашего отца к одной из его собственных служанок… «Моя единственная истинная любовь Мэри, с которой я никогда не расстанусь»… как трогательно! Кто бы мог подумать, что в старом борове есть поэзия? Как думаешь, что случилось с маленькой Мэри?
— Умерла при родах, — ответил Александр. — Вот здесь сказано — письмо от преподобного доктора Вудса из Полмута. Похоже, Ублюдка отдали на попечение доброго доктора, чтобы уберечь от мачехи и сводных братьев! Ну, что ты на это скажешь?
— Что? — с притворным ужасом спросил Виктор. — Неужели мы могли причинить вред младенцу? — Он достал платок и приложил его к уголкам глаз. — Я плачу от одной только мысли об этом!
Он положил руку на плечо брата и заглянул ему в глаза.
— Ну скажи, — проговорил он, — ты можешь представить, как перерезаешь милое горлышко младенца? — Он нахмурился, когда ему в голову пришла мысль. — Нет, — сказал он, — так останутся следы, верно? Лучше утопить его в корыте. — Он погрузился в размышления. — Разумеется, потом оно должно быть сухим. Так что сначала я бы снял с него одежду, а потом…