Вы, должно быть, заметили, что я употребил сейчас очень странное слово: я сказал «делился». А все потому, что в артели Сэмми Боуна не могло быть и речи о том, чтобы у кого-то было больше или меньше, чем у других. Отношение Сэмми к этому было простым. Найди он шесть золотых гиней, он бы подумал: «Вот так удача! Одна мне, и по одной — парням». Дело не в том, что он сначала подумал бы забрать все себе, а потом передумал, — мысль забрать все себе просто никогда не пришла бы Сэмми в голову. Мне не свойственно раздавать то, что я заработал, но я был одинок, и мне нужно было, чтобы меня приняли. Поэтому, пока я был в артели Сэмми, я делился прибылью с товарищами (во всяком случае, достаточно, чтобы они были довольны).
В результате всего этого моя жизнь сделала самый чудесный поворот к лучшему. У меня снова появились друзья и уважение окружающих. Сэмми, в частности, очень ко мне привязался. Единственным, кто меня не любил, был казначей, мистер Макфи. Он, похоже, все еще таил обиду за то, что я предпочел стать моряком, и направлял свою злобу не только на меня, но и на моих товарищей по артели. Все, что он выдавал нам, было наихудшего качества. Моя коммерческая деятельность позволяла нам выходить из положения, покупая необходимое у других артелей, но это было унизительно, и я не мог понять, почему он так сильно на меня ополчился.
— А чего ты ждал, дурень ты этакий? — сказал Сэмми, когда я упомянул об этом. — Макфи заплатил четыреста фунтов Провиантской коллегии, чтобы получить должность казначея, а тут появляешься ты и создаешь ему конкуренцию! Да и вообще, чего еще ждать от казначея?
Мои товарищи рассмеялись, ибо все моряки ненавидели казначея как чуму. Он не был морским офицером, а просто корабельным монополистом-торговцем, который снабжал их всем необходимым и воровал все лучшее для себя. Долгий опыт научил Сэмми не ждать ничего лучшего.
Но не прошло и недели с моего появления на «Фиандре», как Макфи перегнул палку, и даже Сэмми разозлился. В обед Норрис вернулся с камбуза с нашей вареной говядиной и галетным печеньем в двух бачках. Он был красен от гнева.
— Этот Смит! — сказал он, грохнув свою ношу на стол. — Этот сальный холуй! Он был на камбузе с коком, шушукались на ухо, прижавшись друг к другу, как божья кара к шлюхиной заднице. Он что-то подстроил с нашим обедом!
Мы склонились над бачками, и Сэмми открыл первый. Внутри была отменная подборка плотных, древних корабельных галет, какие только можно себе представить. Отобраны вручную, каждая твердая как кремень. Сэмми положил одну на ладонь левой руки и попытался разбить ее обычным способом — ударом правого локтя (никто, кто ценил свои зубы, не пытался разгрызть корабельную галету).
— Чтоб мне утонуть! — сказал он, глядя на несокрушимую галету.
Он открыл второй бачок, и его лицо исказилось от гнева.
— Так! — сказал он. — Все, хватит. Надо что-то делать.
Мы все заглянули внутрь, и там, плавая поверх нашего мяса, лежала здоровенная свежая крыса, дохлая не более пяти минут, с распоротым брюхом, из которого вываливались кишки.
— Джейкоб! — сказал Сэмми. — Ты купи нам нормальный обед, а Норрис пусть вышвырнет это за борт. Это дело рук ублюдка Макфи. Смит ничего не делает без его указки.
Мы сделали, как он сказал, но не успели сесть за еду, как появился сам Макфи. Это было весьма необычно. Когда матросы обедали, а офицеры сидели в кают-компании на корме, Макфи держался подальше. Он знал, что о нем думают матросы и как мало у него власти без поддержки. Но вот он шел по палубе, а за ним ковылял Смит. Когда они проходили мимо каждого кубрика, им вслед, словно кильватерная струя, неслись скабрезные шутки. В обеденное время на нижней палубе никогда не было тихо: двести матросов и тридцать морпехов, втиснутые в это узкое пространство, разом орудовали ложками и болтали, но сегодня шум становился все громче.
Макфи не обращал на это внимания и шел прямо к нашему кубрику. Сэмми толкнул меня в бок.
— Пришел позлорадствовать. Посмотреть, как нам понравится вареная крыса. Смотри, парень, и кое-чему научишься!
Сэмми был прав. Макфи замедлил шаг, проходя мимо нашего стола, и он со Смитом повернулись к нам и ухмыльнулись. Сделав это, они продолжили свой путь к сходному трапу, ведущему на орудийную палубу. Я не мог поверить в такую мелочную злобу. Чтобы двое взрослых мужчин занимались подобным.