— Выкатить! — кричит Сэмми и хватает брюк-таль, чтобы выбрать слабину, пока орудие движется. Гандшпужники поддевают задние колеса своими пятифутовыми, окованными железом рычагами, а я вместе с остальными налегаю на тали, чтобы выкатить дуло орудия в порт — жестокий тяжелый труд, от которого я задыхаюсь, а пот с меня льется рекой.
— Готово! — кричит Сэмми. — Проткнуть картуз! — и Овадия проталкивает длинный протравник в запальное отверстие, чтобы проверить, на месте ли картуз, и проколоть его.
— Готово! — говорит он.
— Заполнить запал! — командует Сэмми, и Овадия ставит замок на полувзвод и открывает полку. Он берет трубочку для запала из гусиного пера и вставляет ее в отверстие. Хватает с крюка пороховницу и засыпает порох в замок. При всей бешеной скорости муштры это нужно делать с предельной осторожностью; судьба не прощает ни единой ошибки с рассыпанным порохом. Он захлопывает крышку полки.
— Готово! — кричит он.
— Наводи! — командует Сэмми, и мы снова беремся за тали и гандшпуги, чтобы поворачивать орудие влево и вправо по его команде. Подъема нет, так как орудие уже выровнено, и Сэмми кричит: «К бою!», взводя курок и отскакивая на всю длину спускового шнура, а мы все отходим в сторону. Он опирается на правое колено, оставив левую ногу свободной от отката, и производит окончательную наводку по прицелу…
— Огонь! — говорит он и дергает шнур. Бум! Орудие снова ревет.
И все это, мои славные ребята, делалось чертовски быстрее, чем вы только что это читали. «Фиандра» не была скорострельным кораблем, как некоторые в Королевском флоте, ибо мистер Сеймур всегда делал упор на размеренный прицельный огонь, но при необходимости мы могли дать три бортовых залпа за пять минут.
Сначала, когда я только учился орудийной муштре, я ни на что не годился, кроме как тянуть тали (именно это и нарастило мне все мышцы). Но позже Сэмми проявил ко мне интерес, выходящий за рамки необходимости, чтобы мы все знали обязанности друг друга, и начал обучать меня на канонира, как он сам.
И орудийная муштра, безжалостно практикуемая на королевских кораблях, час за часом, день за днем, — это именно то, что и прикончило проклятых французов, их маньяка-императора и его драгоценный Новый Мировой Порядок. Потому что, пока мы могли бить их флот, их армия не могла вторгнуться в Англию. А если они не могли вторгнуться в Англию, то могли вторгаться куда им заблагорассудится, и флаг им в руки… но наша сторона в итоге все равно победит. Так оно и вышло!
Что меня поражает, так это то, что Бони так и не понял, в чем он ошибался. В конце концов, он же по образованию артиллерист, и можно было бы подумать, что пушкарь-то уж разберется, не так ли?
12
Помимо превращения орудий «Фиандры» в нечто грозное и смертоносное, учения мистера Сеймура имели еще два эффекта, которые были для меня более интересны. Первый заключался в том, чтобы утвердить Сэмми Боуна как лучшего канонира на корабле. Вскоре дошло до того, что, когда мы тренировались в меткости, стреляя по бочке, сброшенной за борт, Сэмми не разрешалось наводить наше орудие, пока все остальные расчеты не отстреляются и не промажут. Тогда мистер Сеймур с ухмылкой махал ему, и Сэмми разносил бочку в щепки.
— Это просто, парни, — говаривал он. — Мы наводим ее как можно точнее, а остальное делает качка корабля. Все, что я делаю, — это стреляю, когда орудие ложится на цель.
И он не шутил. Он никогда не понимал сложности расчетов, которые так легко и не задумываясь производил в своей голове.
Другое было более личным, и я впервые заметил это в одно из воскресений, когда мы выстроились по дивизионам на церковную службу. Капитан Боллингтон всегда использовал этот случай, чтобы пройти сквозь наши ряды, заглянуть каждому в лицо и почувствовать, в каком настроении его команда. Мы должны были стоять по стойке «смирно», как морпехи, и я обнаружил, что больше не могу делать это как следует. Если я выпрямлял руки, они больше не прилегали к бокам. Наоборот, они торчали под углом, а сжатые кулаки находились далеко от бедер. Это было результатом нескольких недель тяжелого труда и того, что я уплетал всю еду, какую хотел. Я всегда был крупным, но теперь стал еще и сильным. Мои руки вздулись от твердых мышц, и я обнаружил, что могу вытворять трюки, как цирковой силач. Я мог в одиночку двигать наше орудие, мог жонглировать восемнадцатифунтовыми ядрами и мог носить Норриса и Джонни под мышками, а Сэмми — на плечах.
Я думал, что все это бессмысленная забава, пока не обнаружил, что мне больше не нужны мои товарищи, когда я ходил по нижней палубе собирать долги. Другие «просмоленные» казались слишком уж охотно готовыми платить, и я заметил, какими маленькими и тщедушными некоторые из них теперь казались. К моему изумлению, физическая сила имела коммерческую ценность! Этот счастливый период нашего плавания с конвоем был лучшим временем, что я провел на борту «Фиандры». Я был в мире с собой, у меня снова появились друзья, и я зарабатывал деньги. Мне следовало бы знать, что это не может длиться вечно, и так оно и случилось.