Лейтенант Уильямс что-то сказал боцману, и мистер Шоу указал вперед. Там был лейтенант Хаслам с парой матросов, которые с помощью веревок пытались поймать сорвавшуюся пушку. Хаслам был неуклюж и с трудом спасал самого себя, не говоря уже о том, чтобы остановить орудие. Мистер Уильямс ухмыльнулся мне и снова поманил. Он возился с сетками на наветренном борту. Он вытащил для нас по гамаку: колбаса из парусины, длиной с человека и стянутая в тугой цилиндр морскими узлами.
— Под колеса, Флетчер, — сказал он. — Поймай момент, когда она остановится, и засунь это под катки.
Я кивнул.
Представьте себе самую опасную игру в мире: бокс на канате над пропастью или соревнование по курению трубки с завязанными глазами в пороховом погребе. Подумайте в этом направлении, и вы получите некоторое представление о том, что значит ловить сорвавшуюся с креплений восемнадцатифунтовую пушку на палубе военного корабля в штормовой ветер.
Все движется во всех направлениях. Все мокрое и скользкое. Все под ногами: рым-болты, тали и снасти, только и ждущие своего шанса подставить вам подножку и уложить вас под катящуюся махину. Все в сговоре с пушкой, а сама пушка — это стихийная сила: слишком тяжелая, чтобы остановить ее, когда она уже набрала ход. Ваш единственный шанс в том, что пушка слишком медленно набирает скорость, а вы проворны, вот только в тот раз мои пальцы окоченели от холода и ничего не чувствовали, а плечи болели от часов, проведенных у штурвала. Особенно правое плечо.
— По моей команде! — крикнул лейтенант Уильямс, и мистер Хаслам с благодарностью уступил. — Спокойно, спокойно, спокойно, — говорил Уильямс, проворный, как пантера, и всегда ближе к опасности, чем любой из нас.
Внезапно пушка скрежеща врезалась в грот-мачту, и мы бросились вперед, но я споткнулся обо что-то, мои колени и локти ударились о палубу, и я почувствовал дрожь досок, когда при следующем крене корабля пушка с грохотом покатилась обратно ко мне. Но кто-то оттаскивал меня в сторону; раздался дикий крик, когда нога одного из матросов попала под скрипящие колеса, и чудовище врезалось в другую пушку, заклинив свое длинное дуло в ее талях. И на этом ее веселье закончилось. Лейтенант Уильямс прыгнул вперед и засунул свой гамак под ее задние колеса.
Остановленную, сорвавшуюся с креплений пушку было относительно легко привязать к ее товарке. Это создавало двойную нагрузку на крепления, удерживавшие «ручное» орудие, но в тот момент это была лишь одна из самых незначительных угроз, стоявших перед кораблем. Итак, лейтенант Хаслам сделал все, что мог, для матроса, раздавленного пушкой, а мы с лейтенантом Уильямсом потащились обратно на квартердек, где я сменил капитана у штурвала. Лейтенант изучил движение корабля.
— По-моему, ей стало легче, сэр, — сказал он.
— Именно так, — ответил капитан, — и ветер тоже стихает.
Теперь он дул ровно. Свирепо, но уже без порывов, как раньше, и не было сомнений, что «Фиандра» идет по волнам так, как и задумали ее строители. На какое-то время мы были спасены. По крайней мере, мы так думали.
Ибо вскоре наступил рассвет, и утренний свет явил нам самое ужасное, что может увидеть моряк. Мы обнаружили, что нас несло с огромной скоростью, и мы оказались гораздо, гораздо ближе к Франции, чем думали наши офицеры. Они полагали, что мы все еще в открытом море, где есть простор для маневра. Но это было не так. Ночью Франция протянула свои руки, чтобы поймать нас, и длинная черная полоса утесов была отчетливо видна с квартердека. Они окружали нас в огромной бухте, и по мере того, как рассветало, мы могли видеть белые волны, бьющиеся о скалы у подножия утесов. Я посмотрел на других моряков у штурвала и увидел ужас в их глазах.
Вы, выросшие в век пароходов с железными корпусами, не можете себе представить ужаса того момента. В наши дни, окажись корабль в бухте у подветренного берега, он даст полный ход, и поворот штурвала выведет его в море, весело дымя трубами (а капитан, скорее всего, будет пить херес с пассажирами). Он может идти прямо против ветра, если захочет.
Что ж, под парусом так было нельзя. Капитан Боллингтон немедленно приказал положить руль на борт и попытался вывести корабль в море в крутой бейдевинд. Но это было бесполезно. Он никогда бы не обогнул северный мыс бухты, и капитан, лейтенант Уильямс и мистер Голдинг, штурман, срочно совещались, сгорбившись против ветра и брызг, перекрикивая друг друга.