— Я вернусь и женюсь на тебе, Полли… — сказал я. — Я буду о тебе заботиться…
— Конечно, голубчик, — ответила она, не без сочувствия, хотя и слышала эти слова тысячу раз.
А потом она уже была за бортом, в шлюпке, и лодочник отталкивался от борта. Он поднял парус, чтобы поймать береговой бриз, а я забрался на такелаж, чтобы в последний раз увидеть ее, пока она не исчезла.
Я горько плакал. Я не только потерял свою любовь, но она обчистила меня так же основательно, как самого тупого и глупого матроса на корабле. Она пробила мою врожденную осторожность в денежных делах и унесла мое жалованье и всю мою с трудом заработанную прибыль от рома и табака. Меня! Она сделала это со мной! Впрочем, всегда оставался запас припасов, отложенный мной и боцманом. Я вытер слезы и пошел его искать. Пришло время превратить их в наличные.
К счастью, вскоре мы попали в руки именно тех людей, которые могли ускорить это дело. Когда большинство шлюх покинуло корабль, снова появился капитан Боллингтон, стремясь начать ремонт. Насколько я знаю, он не принимал участия в оргии и позволил ей идти своим чередом, как и планировал.
И вскоре началось оживленное хождение туда-сюда портовых чиновников, торговцев и ремесленников всех мастей. Наши повреждения под палубой были устранены, на борт были приняты новые припасы, и, наконец, «Фиандру» пришвартовали к плавучему крану, оснащенному огромными стрелами для поддержки фок-мачты, пока ее снова надежно не установили на киль.
Среди всех торговцев, приходивших на борт, мне нетрудно было найти подходящего покупателя, и я еще больше впечатлил боцмана, договорившись о более выгодных условиях для наших припасов, чем он когда-либо мог мечтать. Фактически, это полностью изменило баланс в моих с ним отношениях. Он был так ослеплен перспективой бесконечных сделок такого рода, что с тех пор стал больше походить на моего служащего, чем на моего начальника, хотя, конечно, я оставался к нему почтителен. Здравый смысл диктовал это новичку в отношениях с ветераном, уорент-офицером. Было бы так легко и так глупо расстроить его и все испортить. Но я всегда был вежлив, и в результате он делал в точности то, что я хотел. (Предлагаю это вам, молодежь, в качестве урока.)
Первым плодом этой новой ситуации стала чудесная возможность вернуться к той другой, лучшей жизни, от которой меня оторвали. Вы заметите, что я несколько преуспел на борту «Фиандры» и нашел способ заработать немного денег. Но продажа корабельных припасов, хоть и хорошее дело само по себе, была мелочью по сравнению с тем, чего я мог достичь на берегу. И была еще темная сторона. В глубине моего сознания всегда таился страх перед тем, что я сделал на борту «Булфрога». Так что чем скорее я вырвусь из лап флота, тем лучше. Тогда мир будет моим. Я смогу сменить имя, уехать туда, где меня никто не знает, и навсегда похоронить возможность быть привлеченным к ответу за боцмана Диксона. В конце концов, думал я, в имени Джейкоб Флетчер нет никакой особой ценности.
20
Теперь я вижу, что вы были слишком правы, обличая эту женщину. Если моя жена узнает, что я наделал, то адские муки станут моим уделом.
В воскресенье, 31 марта, почти через неделю после того, как он с позором отправил Эдварда Люси домой к отцу, мистер Натан Пенденнис присутствовал на божественной службе в церкви Сент-Джайлс. Обычно Пенденнис получал большое удовольствие от посещения церкви. Он внимательно слушал проповедь и наслаждался музыкой, если она была. Но сегодня он был рассеян и не мог сосредоточиться.
Дело в том, что ему не хватало молодого Люси. Работа, которая так нравилась Пенденнису, когда их было двое, стала для него одного обузой. Не с кем было обсудить события дня. Не было восхищенной аудитории, которая бы хвалила его за мастерство и энергию. И, несмотря на все усилия Пенденниса, Адмиралтейство все еще не отдавало Джейкоба Флетчера. Пенденнис наконец поверил тому, что ему постоянно твердили клерки Адмиралтейства, а именно, что Флетчер находится на корабле в море, и любые дальнейшие действия должны ждать возвращения этого корабля в порт.
Сидя на своей личной скамье (зарезервированной за один шиллинг в неделю для его единоличного пользования), не обращая внимания на службу и гадая, можно ли положиться на полученные им обещания о помощи, он заметил, что какая-то леди пытается поймать его взгляд. Его поразила пронзительная прелесть ее лица и элегантность ее одежды. Очевидно, это была леди весьма значительная и безупречно респектабельная.