— Поли-вог-поли-вог-поли-вог! — твердо сказал капитан.
— Поли-вог? — переспросил лягушатник, и его брови удивленно поползли вверх.
— Поли-вог! — резко сказал капитан и, совсем как какой-нибудь чиновник, достал из кармана бумагу и помахал ею, чтобы француз увидел. Это было письмо от миссис Боллингтон. Я это видел, но лягушатник был слишком далеко и щурился, пытаясь что-то разобрать.
— А, — сказал он наконец, — поли-вог, — и сделал то странное пожатие плечами с опущенными уголками рта, которое французы используют для выражения недоумения. Но он прекратил свои вопросы, и один из его людей бросил нам канат, чтобы мы пришвартовались.
А затем этот жалкий маленький червяк, мичман Персиваль-Клайв, вставил свои пять копеек. Он отвечал за гребцов и внезапно вспомнил о своих обязанностях. Громко и четко, на чистейшем королевском английском, он взвизгнул:
— Суши весла, вы, и живо!
На корабле это услышали, и на нас обрушился поток французской речи, но было уже поздно. «Бон Фам Иветт» накренилась, когда шестьдесят человек ринулись на борт по грот-вантам. Я, как мне и было велено, держался рядом с капитаном, и в одно мгновение мы уже стояли лицом к лицу с французским капитаном и парой его людей на квартердеке, в то время как остальная часть нашей команды быстро разбежалась по всему кораблю, чтобы захватить его, как и было запланировано. Все было сделано хорошо и тихо. Самым громким шумом был грохот сапог морпехов по сходным трапам, когда они спускались вниз, чтобы выкурить французскую команду.
Сопротивляться они не могли. Нас было втрое больше, мы были вооружены и готовы, а они — нет. Но капитан-лягушатник, преисполненный достоинства, начал бузить. Думаю, дело было в том, что отбирали его корабль и его собственность. Его разбудило наше появление, и он стоял перед нами в одной рубашке, с голыми ногами, но что-то лопотал, бормотал и имел наглость грозить кулаком капитану Боллингтону. Капитан рявкнул на него по-французски, четко отдавая приказ, но тот не желал слушать и начал кричать. Капитан Боллингтон повернулся ко мне.
— Уйми его! — сказал он, и я тронул лягушатника за руку, чтобы привлечь его внимание.
— Мосье? — вежливо, как только мог, спросил я, и он смерил меня взглядом с головы до ног, словно я пустил ветрà в церкви.
Ну, я и уложил этого мелкого ублюдка одним ударом. (И поделом ему. Иностранцы должны уважать моряка британского военного корабля. Особенно лягушатники.) После этого дела пошли гладко.
Не прошло и десяти минут с тех пор, как мы перелезли через борт, а мистер Персиваль-Клайв уже докладывал капитану.
— Все в порядке, сэр. Канат перерублен, марсели поставлены, пленные заперты на баке.
— Отлично! — сказал капитан и огляделся.
И впрямь, все выглядело как надо: наши люди у штурвала и на такелаже, а над головой распущены паруса.
— Скоро начнется отлив, и у нас есть немного ветра, чтобы выйти. Через пару часов должны соединиться с «Фиандрой»… А теперь, мистер Персиваль-Клайв, не посмотрите ли вы, не найдутся ли капитанские бумаги, чтобы мы могли узнать, какой на борту груз.
И в этот самый миг наши планы столкнулись с непредвиденным. Возможно, капитан Боллингтон был слишком самонадеян, решив взять два приза. Возможно, ему следовало держать все предприятие в своих руках, чтобы максимально использовать свои познания во французском, ибо внезапно мы все вспомнили о лейтенанте Сеймуре и катере.
Бах! Тишину Пассаж д’Арон нарушил грохот корабельного орудия. Эхо отразилось от утесов, и чайки с криком взмыли в воздух. К ним присоединились отчаянные крики людей и мушкетный залп.
На борту «Бон Фам Иветт» мы бросились к кормовым перилам, чтобы посмотреть в ту сторону Пассажа, откуда доносились звуки боя. В полумиле от нас катер вел бой с французским торговым судном. Пиф-паф! Раздалось еще несколько мушкетных выстрелов, затем с борта судна вырвался клуб дыма побольше, и — бах! — раздался звук еще одного орудия. Затем еще и еще, точно такие же. Далеко, вне пределов нашей помощи, маленькие черные фигурки наших товарищей вскидывали руки и умирали, а тонкие крики раненых доносились до нас по воде. Катер отдрейфовал от судна со скрещенными и спутанными веслами. Меньше половины гребцов двигались. Бах! Выстрелило еще одно орудие, и весло подпрыгнуло и разлетелось в щепки, когда заряд попал в цель.