Иногда слушатели задавали оратору каверзные вопросы с целью проверить его осведомленность или грамотность. Фостер рассказывает, как однажды он и его друзья решили подшутить над знакомым ирландцем, который хотя и был малообразованным, но как оратор славился своей изворотливостью. Ему задали следующий вопрос:
— Скажите, мистер спикер, способствовал или нет развитию протестантизма в Германии тот факт, что во время первой Пелопоннесской войны афиняне пользовались коротким мечом и выступали фалангой, а их враги спартанцы употребляли длинный меч и выступали колонной?
Хотя оратор понятия не имел об Афинах и Спарте, он вовсе не смутился и быстро отпарировал:
— Я отвечу вам, сэр! И да, и нет! Следующий вопрос, пожалуйста!
Оппоненты ирландца были посрамлены.
Но выступления рабочих на уличных митингах далеко не всегда носили столь веселый и безобидный характер. Чаще всего они сопровождались полицейскими репрессиями. Таким образом, рабочий оратор ко всем другим своим качествам должен был обладать еще недюжинной долей мужества и стойкости, если он хотел преуспеть в нелегком искусстве сеятеля революционных идей…
СВОБОДА СЛОВА —
МИФ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Угол улицы был единственным их залом для митингов, и отнять у них право на агитацию на улицах значило обречь их на молчание
Соединенные Штаты считались со дня своего основания самой свободной страной в мире. В особенности эта их слава возросла после победы Севера над Югом и окончательной отмены рабства негров. Действительно, американская конституция, американские законы были направлены на то, чтобы гарантировать гражданские права населения, в частности свободу слова, свободу не соглашаться с существующим порядком и критиковать его, вплоть до призывов свергнуть его.
Когда буржуазия провозглашала право на свободу слова, она в первую очередь пеклась о своих собственных интересах и мыслила его как право на критику феодальных и колониальных порядков, против которых она вела тогда революционную войну.
Отношение буржуазии к свободе слова резко изменилось, когда этой свободой стали пользоваться пролетарии, разоблачавшие классовый характер буржуазного общества и призывавшие покончить с капиталистической эксплуатацией. С такой свободой слова власть имущие никак не могли согласиться. Такую свободу слова они всячески ограничивали, притесняли, зажимали. В их распоряжении имелись тысячи способов добиться своих целей, официально не отменяя права на свободу слова. Будучи по своей натуре лицемерной и двуличной, буржуазная демократия вменяла функцию контроля и ограничения свободы слова полицейским властям, которые преследовали рабочих ораторов под предлогом «нарушения порядка», «сопротивления властям», «призыва к мятежу», «неуважения к закону» и т. п. В результате на всем протяжении американской истории, хотя гражданские свободы формально не отменялись, трудящиеся вели неустанную борьбу за право ими пользоваться наравне с буржуазией, борьбу нередко жестокую и кровавую, порождавшую немало героев и мучеников, на которых всегда была так щедра рабочая Америка.
Фостеру довелось принять непосредственное участие в одной из таких битв за свободу слова, охвативших западные штаты в 1909–1911 годах.
В те годы в западных городах, расположенных вдоль железных дорог, в зимнее время скапливалось большее число сезонных, или, как их называли, кочующих, рабочих. Предприниматели за гроши использовали их в сельском хозяйстве, на шахтах, лесоразработках. Особенно возмутительными были условия работы на лесоразработках. Питание скудное, в битком набитых бараках санитарные условия отвратительные. Рабочий день продолжался от зари до заката солнца, лесорубы, страдавшие от несчастных случаев, травм, не получали медицинской по мощи. Жизнь сезонников была скучной и однообразной, работа в лесу в течение года прерывалась только двумя праздниками — Днем независимости США и рождеством.
Лесорубы, как правило, одинокие люди, появлялись в городе, имея при себе значительные суммы денег. Но прежде чем они успевали приобрести необходимую одежду и обувь, их обкрадывали в кабаке или в доме терпимости.
Сезонников возмущали не столько условия труда, сколько грабеж контор по найму, незаконно взимавших за свои «услуги» комиссионные. Причем часто рабочих увольняли после первой получки, из которой высчитывались комиссионные за подыскание работы.
Ветеран рабочего движения Элизабет Герли Флинн, принимавшая участие в борьбе за свободу слова и ставшая впоследствии, как и Фостер, одним из руководителей Коммунистической партии США, пишет, что кочующие рабочие зло острили: «акулы» — агенты по найму — создали «великое движение»: один рабочий едет на работу, один работает и один уходит с работы.
Местные отделения ИРМ, свидетельствует Флинн, были единственным помещением, где сезонники могли получить приют, оставить свой нехитрый багаж, искупаться или, что более важно, прожарить свою одежду и одеяла, чтобы уничтожить вшей. Здесь они высказывали свои обиды и обменивались опытом, в результате чего некоторые особенно плохие места работы заносились в черные списки. Тут же устраивались лекции, дискуссии и даже вечеринки.
Но ИРМ не только предоставляли свои помещения сезонникам. Уоббли (так называли членов ИРМ) энергично выступали в их защиту на уличных митингах, разоблачая сговор посредников с работодателями и полицией. Митинги проводились прямо перед конторами по найму. Ораторы осуждали махинации посредников, сообщая, когда, где и сколько обмануто ими рабочих и их фамилии. Уоббли призывали к бойкоту контор и требовали, чтобы рабочих нанимали только через профсоюзную организацию.
Выступления уоббли доставляли немало беспокойства местным «акулам» — солидным бизнесменам, владевшим капиталом и недвижимым имуществом. Они называли сторонников ИРМ бродягами, босяками, котомщиками (из-за того, что сезонники носили за спиной свернутые одеяла). Выполняя волю «акул», местные муниципальные власти стали запрещать уличные митинги под предлогом «нарушения порядка», карая их устроителей тюремным заключением и штрафами.
Затыкая рот уоббли, власти и предприниматели стремились изолировать их от рабочей массы, лишить возможности пропагандировать свои взгляды, а заодно и права га организацию.
Уоббли приняли вызов и призвали своих единомышленников «заполнить тюрьмы». Их сторонники наводняли город, где объявлялась борьба за свободу слова. Избрав подходящее место, они устанавливали уличную «трибуну». Один за другим выступали ораторы, произнося характерное для уоббли обращение: «Братья рабочие и друзья!» — после чего полицейские их немедленно стаскивали с трибуны и отправляли за нарушение порядка в тюрьму. На место арестованных поднимались на трибуну новые ораторы, которые за речь из четырех слов подвергались той же участи, что и предшествующие. Участвовавший в борьбе за свободу слова известный писатель Эптон Синклер поплатился свободой за чтение на митинге Декларации независимости.
Когда местная тюрьма не вмещала нарушителей, власти приспосабливали под места заключения другие здания. Все это привлекало внимание к данному городу, превращалось в сенсацию. Город наполнялся репортерами, газеты на первых полосах сообщали о перипетиях борьбы, городские власти спешно выискивали средства на содержание заключенных, которые отказывались работать и платить штрафы. В городе Миссуле, штат Монтана, где был применен этот метод борьбы, власти не выдержали напряжения и отменили запрет на проведение уличных митингов. Но в Спокане, штат Вашингтон, где было свыше 30 контор по найму рабочей силы, власти не сдавались, продолжая преследовать мужественных и неугомонных уоббли.
Фостер принимал участие в событиях в Миссуле в качестве корреспондента социалистической «Газеты трудового люда», издававшейся в Сиэтле. Он уже давно писал в социалистические газеты статьи, хроники и заметки о различных событиях рабочего движения. Теперь редакция «Газеты трудового люда» поручила ему освещать борьбу рабочих за свободу слова.