Ее, казалось, вполне устраивала возможность время от времени проводить с ним несколько часов, никогда не навязывая ему свое присутствие. Она никогда не просила «вывести» ее куда-нибудь, никогда не выражала желания быть представленной его друзьям, кстати, друзьям весьма немногочисленным, трем или четырем таким же богемным личностям, как он сам или как Эрст, которые в свои сорок или пятьдесят лет продолжали жить, точно постаревшие студенты, хранящие верность своим любимым развлечениям в виде бриджа, бильярда и шахмат, которым они предавались в прокуренных кафе на левом берегу Сены.
— В общем, идеальная для меня женщина, — пробормотал фотограф, кладя свою аппаратуру на кровать.
Это была констатация очевидного, но обилие положительных качеств, которые нельзя было не признать в Ольге, побуждало его вновь и вновь находить странным стечение обстоятельств, благодаря которым пересеклись их пути.
VТелефонный звонок застал его в момент, когда он, приняв душ и продолжая думать об Ольге, расхаживал в халате по комнате. Это был Эрст, звонивший из бара.
— Это ты? Я переодеваюсь. У меня был трудный день. Буду готов через десять минут. Ты подождешь меня в баре или поднимешься сюда?
Эрст сказал Марсиалю, чтобы тот не торопился. Он зашел только пожать ему руку, поскольку вечер у него оказался занятым, и поужинать вместе, как они собирались, им не удастся.
— Тогда поднимайся и скажи бармену, чтобы он принес нам выпить в номер. Пять минут у тебя, наверное, все-таки найдется.
Когда он открыл дверь Эрсту, в соседней комнате послышался легкий шум. Ольга, должно быть, находилась у себя и наверняка слышала, что Марсиаль принимает друга. Но он знал, что она по обыкновению никак не даст о себе знать. Он улыбнулся — Марсиаль ценил подобный такт. Он и сам при аналогичных обстоятельствах поступил бы так же. В конце концов, такое взаимопонимание могло заменить собой любовь, на которую сейчас он был неспособен; к тому же он подозревал, что она тоже, несмотря на все проявления нежности, держит его в стороне от своих повседневных забот.
— Как поживает наш дорогой Маларш? Еще не убит?
Это была традиционная шутка, которой Марсиаль приветствовал своего друга. Бывший аджюдан-парашютист, перепробовав несколько беспокойных профессий, в том числе боксера и дзюдоиста, Эрст имел сейчас сравнительно редкую работу. Друзьям он представлялся как «горилла» номер один в Республике. Он и в самом деле был начальником группы охранников, сопровождавших президента во время его передвижений и официальных церемоний. Временами это занятие было совсем не из легких.
— Президент чувствует себя прекрасно.
— Я так и предполагал, что сегодня вечером ты будешь занят. Из-за этих волнений, сейчас, наверное, нелегко приходится.
— А ты знаешь, вовсе не эти шумные демонстрации причиняют мне хлопоты. Напротив, в это время он ведет себя спокойно. Никуда не ездит. В такие моменты я не отвечаю за его безопасность. Вот когда все выглядит внешне спокойно, и он начинает высовывать нос наружу, тут я начинаю дрожать. На следующей неделе ты меня увидишь нечасто. Но уже сегодня вечером мне необходимо присутствовать на совещании важных персон, которые должны подготовить общий план и распределить между нами обязанности во время церемонии.
— Церемония? На следующей неделе?
— Ты что, даже не знаешь, что президент в следующую субботу женится?
— Я просто забыл.
Эрст поднял глаза к небу и произнес несколько саркастических замечаний в адрес людей искусства, живущих в башне из слоновой кости и не уделяющих ни малейшего внимания тем событиям, которые волнуют остальное человечество. Потом бросил свое габардиновое пальто на кровать и рухнул всем своим телом слегка располневшего атлета в единственное в комнате кресло.
— Знаешь, мне эта женитьба президента…
— Знаю. Тебе на нее плевать.
Безо всякого перехода, как иногда с ним случалось, Эрст отдался потоку забот, омрачавших закат его карьеры.
— Если бы президент ограничился простой церемонией, это вызвало бы меньше раздражения у его противников. Они бы меньше кричали о скандале, а самое главное, нам было бы легче его охранять. Нет, ни в какую! Так поступил бы всякий, но только не он, ты ведь его знаешь. Именно тогда, когда воздух наэлектризован, ему хочется покрасоваться на публике, бросить вызов своим противникам. Он потребовал организовать церемонию с большой помпой. Причем в церкви, что заставит ханжей кричать о святотатстве. А потом начнется шествие, и он, конечно, пойдет в первом ряду. И если мы слишком плотно обступим его, когда президент будет окружен толпой, он, как обычно, заставит нас отойти подальше.